В тот же день понтифик, откликаясь на заранее высказанную просьбу, встретился в нунциатуре с представителями всех партий, включая коммунистическую. Встреча длилась всего двадцать восемь минут, чтобы не слишком раздражать Пиночета, который, разумеется, не был доволен общением первосвященника с его врагами. Войтыла призвал оппозицию отказаться от насилия, работать на общее благо и указал, что церковь не отождествляет себя ни с какой политической силой.
Пиночет, Ярузельский, Маркос… Чувствовал ли первосвященник, что все они принимали его из расчета, руководствуясь совсем не христианскими побуждениями? Конечно. «Все мои поездки кем-то используются, — сказал он в самолете, летевшем из Рима в Сантьяго. — <…> Это — не исключение, а правило». Что же толкало его принимать приглашения от политиков с подмоченной репутацией? Во-первых, стремление поддержать людей, живших под их управлением. Кто знает, быть может, месса, отслуженная римским папой, будет самым светлым воспоминанием в их жизни? А во-вторых, Войтыла проводил различие между диктатурами временными и созданными самой системой. Летя над Атлантикой, он не стал углубляться в этот вопрос, но можно предположить, что под «системными» диктатурами понтифик разумел коммунистические и фашистские, а под случайными — все остальные
[929]. Видимо, в глазах Войтылы Пиночет попадал во вторую категорию и потому заслуживал снисхождения: его режим оставлял людям надежду на демократические изменения когда-нибудь в будущем. Системные диктатуры были безнадежны.
После отлета понтифика в Рим ряд консервативных священников, возмущенных приглашением на встречу с ним коммунистов, направили Иоанну Павлу II жалобу на нунция. Войтыла не остался к ней глух, но отреагировал весьма своеобразно. Он отозвал Содано и назначил его секретарем Совета по общественным делам, взвалив на епископа все международные дела.
В Аргентине, главной цели поездки римского папы, его приветствовал первый демократически избранный президент Рауль Альфонсин. В отличие от Пиночета аргентинский лидер отнюдь не стремился заработать очки на общении с первосвященником и не вышел вместе с ним на балкон президентского дворца, откуда Иоанн Павел II благословил многотысячную толпу. Зато вместе с ним там оказался архиепископ Буэнос-Айреса Хуан Карлос Арамбуру — живой символ двусмысленной позиции духовенства в период диктатуры, когда епископы в большинстве делали вид, что не знают о «грязной войне», а военные капелланы и вовсе отпускали грехи своей пастве, замешанной в этих преступлениях.
Во время путешествия Войтылы по Аргентине слово «исчезнувшие» прозвучало всего два раза: сначала из уст епископа Вьедмы в провинции Рио-Негро Мигеля Хесайна, который одним из немногих выступал против хунты, а затем его произнес сам Иоанн Павел II, обращаясь к молодежи в Буэнос-Айресе: «Пусть брат больше не воюет с братом, не будет больше ни арестованных, ни исчезнувших, пусть не будет больше места для ненависти и насилия…» В демократической Аргентине Войтыла смог более открыто говорить о правах человека, что и сделал, призывая всегда уважать достоинство личности. Кроме того, он говорил об апостольстве мирян и опасности ксенофобии, о язве потребительства и добродетели солидарности. Паства отнеслась к его словам равнодушно или даже с неприязнью: люди ждали от понтифика четкой позиции по отношению к павшему режиму, тем более что в Польше он не был так сдержан. Левая пресса вдобавок раскритиковала его за то, что он так и не нашел времени на встречу с матерями исчезнуших (зато перед визитом удостоил личной аудиенции мать Али Агджи)
[930].
В целом эта поездка явно не пошла в актив Иоанну Павлу II. И как бы потом курия ни пыталась сгладить неловкость от его встречи с Пиночетом, фото с путчистом и организатором массовых расправ не украсило биографию Войтылы.
* * *
По возвращении из Южной Америки Войтыла принял Мазовецкого, выпущенного из Польши по настоянию министра иностранных дел Бельгии. Мазовецкий весь 1987 год пробыл за рубежом, несколько раз встретившись за это время с понтификом. Разумеется, деятель «Знака» укреплял Войтылу в его решимости добиваться легализации «Солидарности», особенно ввиду начавшейся в СССР перестройки.
О Горбачеве и его реформах Иоанн Павел II говорил и с Рейганом, который прибыл в Ватикан 6 июня 1987 года, за несколько дней до отлета Войтылы на родину. Согласно информации польского МВД, американский президент то и дело возвращался к теме коммунистической опасности, римский папа же отвечал, что эта опасность будет висеть над миром, пока существуют нужда и бедность. На вопрос Рейгана о Горбачеве Войтыла ушел от прямого ответа, сказав только, что советский лидер находится, конечно, в очень трудной ситуации
[931].
Рейган и сам находился в трудной ситуации. Двадцать шестого февраля 1987 года сенатская комиссия Джона Тауэра огласила доклад по итогам расследования скандала «Иран-контрас», напрямую обвинив членов администрации президента и ЦРУ в тайной продаже оружия исламской республике для финансирования антиправительственных отрядов в Никарагуа. И то и другое было запрещено американским Конгрессом, так что Рейган, идя на эту аферу, нарушал не только правила морали, но и закон собственной страны. Иоанн Павел II, конечно, не питал симпатий к властям Никарагуа, но такой цинизм, пожалуй, был еще хуже действий сандинистов. Никакая цель не стоит развязывания войны. А изгоняя дьявола силой Вельзевула, сам становишься Вельзевулом. Тут уж надо выбирать: либо ты — христианин, либо — прожженный политик. Но пресвитерианин Рейган, конечно, мог иметь на этот счет другое мнение, чем глава римско-католической церкви.
Польские власти в ходе визита понтифика тоже говорили с ним об опасности, но уже со стороны НАТО, особенно США и ФРГ. Всякий раз, когда первосвященник приезжал в Польшу, от него ожидали ритуальных заклинаний о борьбе за мир и отпоре американским и западногерманским империалистам. Противостояние с ФРГ, невзирая на подписанный в декабре 1970 года договор, никуда не ушло. Партия разжигала антинемецкие настроения, поддерживая в гражданах враждебность к НАТО в целом. Именно с таким расчетом Войтыле разрешили наконец посетить Гданьск и Вестерплатте — места, где началась Вторая мировая война.
Весьма кстати пришлась тут апостольская поездка в ФРГ, которую Иоанн Павел II совершил в конце апреля — начале мая 1987 года. Словно выполняя заказ из Варшавы, понтифик на этот раз чрезвычайно остро прошелся по нацизму — благо, фоном для его поездки служили судебные процессы над ультраправыми: «лионским мясником» Клаусом Барбье во Франции и Стефано делле Кьяйе («Че Геварой антикоммунизма») в Италии. Причем у Барбье внезапно нашлось немало поклонников среди французской молодежи. История Третьего рейха вновь стала актуальной: некоторые французские и немецкие историки пытались привлечь к себе внимание скандальными книгами, в которых отрицали преступления нацизма, а пресса в преддверии визита Иоанна Павла II в ФРГ подняла вопрос о молчании церкви в период войны.
