* * *
На родине понтифика балом опять правили левые. «Предвыборная акция Солидарность» успела рассыпаться на соперничающие партии, вследствие чего в 2001 году парламентские выборы принесли решительную победу посткоммунистам во главе с Лешеком Миллером, который и стал премьером, традиционно сформировав коалицию с крестьянской партией. Клир столь же традиционно пытался воспрепятствовать успеху левых: за неделю до выборов с амвонов звучало послание епископата, в котором только «самые ограниченные люди» (по выражению Раковского) не распознали бы рекомендации не голосовать за партию Квасьневского и Миллера
[1406]. Это отобрало у посткоммунистов несколько процентов, но не более.
И неудивительно: предыдущая власть загнала страну в экономический кризис, на фоне которого пробудилась ностальгия по старым временам. Среднестатистический поляк в начале XXI века был в 2,5 раза беднее, чем житель ЕС; уровень благосостояния в Польше в два раза уступал уровню Португалии и Греции — самых небогатых государств Евросоюза (для сравнения, в Словении этот уровень составлял 72% от среднестатистического по ЕС, в Чехии — 60%, в Венгрии — 52%, в Словакии — 48%). В 2002 году Польша, кроме того, поставила европейский рекорд безработицы — 19,3%!
[1407] Никакое слово епископата не могло сгладить этих печальных показателей. К тому же само это слово отнюдь не пользовалось таким весом, как могло показаться, глядя на то, какое число поляков считали себя верующими. В 2009 году, то есть всего через четыре года после общенациональной скорби по Войтыле, 58% опрошенных заявили, что не существует незыблемых понятий добра и зла, все зависит от конкретных обстоятельств, а значит, допустимы контрацепция, внебрачный секс, эвтаназия и аборты
[1408].
Поляки уважали римского папу и клир, но не считали нужным следовать их указаниям в чем бы то ни было. Ежи Урбан, желчный ненавистник церкви, в преддверии восьмого паломничества понтифика в Польшу сподобился даже на демонстративное высмеивание Иоанна Павла II, назвав его «седовласым божком», «затухающим старцем» и «ватиканским Брежневым». Возмущенная общественность привлекла его к суду, но в защиту Урбана выступили «Репортеры без границ» и Международный институт прессы в Вене. Дело затянулось до апреля 2005 года, когда журналиста, явно под впечатлением недавней кончины Войтылы, все-таки признали виновным, хотя даже приглашенный судом эксперт церковного права выступал с иным мнением.
Лешек Миллер прибыл в Ватикан уже в начале января 2002 года. На папской аудиенции он принялся расписывать свои заслуги в деле ратификации конкордата и убеждать понтифика, что прежние разногласия, вызванные этим документом, канули в Лету. Ведущий польских теленовостей, рассказывая о встрече, напирал на то, что очередное паломничество римского папы на родину состоится в 2003 году, как раз перед референдумом о вступлении Польши в ЕС. Но случилось иначе. Войтыла, видимо, боялся не успеть. Силы оставляли его с каждым днем.
Как раз в январе 2002 года, через неделю после разговора с Миллером, Иоанн Павел II на встрече с дипломатическим корпусом похвалил введение единой европейской валюты и курс на расширение ЕС, но огорчился, что среди партнеров, которые, по мысли Европейского совета, должны были обсудить Лаакенскую декларацию о будущем ЕС (принятую 15 декабря 2001 года), не упомянуты сообщества верующих. Ранее Святой престол раскритиковал Хартию Евросоюза об основных правах, упрекнув ее авторов в умолчании о роли церквей и иных религиозных объединений. Не нравилась римскому папе и семейная политика ЕС (однополые браки, аборты, манипуляции с эмбрионами)
[1409]. И все же он оставался евроэнтузиастом — на свой, религиозный, лад. И этим отличался от массы польских правых, в том числе в лоне церкви (хотя бы от Генрика Янковского).
Горизонт темнеет
«Горизонт темнеет, и многие из тех, кто прошел долгий путь к свободе и переменам девяностых, ныне с удивлением обнаруживают в себе страх перед будущим, которое становится все менее определенным», — сказал римский папа 10 января 2002 года, обращаясь к послам, аккредитованным в Апостольской столице
[1410]. Горизонт и впрямь темнел: человечество разгребало обломки холодной войны, в которых то и дело что-то взрывалось и вспыхивало. Раньше правила игры были понятны, теперь в дело все чаще вмешивалась случайность. И это выводило из себя не меньше угрозы ядерного апокалипсиса, так долго висевшей над планетой.
В этот-то период неясности, когда люди искали точку опоры, Войтыла освятил в Кракове санктуарий Божьего Милосердия, указав тем самым путь к спасению от вражды и страха за будущее. Милосердие — это не любовь. Близкий римскому папе философ Владислав Стружевский писал: «Объект милосердия — не красота, а беда. Мы не ждем взаимности или благодарности. Суть милосердия — незаинтересованность. У беды разные виды и измерения. Ее можно выводить из самой природы человека, из его хрупкости, из случайности нашего бытия и зыбкости человеческой судьбы. Бывает беда материальная и духовная, причиненная злом, а есть и такая, которая сама погрязает в греховности и зле»
[1411].
О непостижимое и бездонное Милосердие Божье,
Кто достоин тебя обожать и прославить,
Величайшее достоинство Всемогущего Бога,
Ты — сладчайшая надежда грешника.
Этой цитатой из «Дневничка» Фаустины Ковальской Иоанн Павел II начал свою проповедь в новооткрытом санктуарии 17 августа 2002 года. Так он довел до конца еще одно дело своей жизни (сколько уже их было?). «В конце этой торжественной службы я хочу сказать, что у меня много воспоминаний, связанных с этим местом, — произнес Войтыла. — Особенно часто я приходил сюда во время оккупации, когда работал в Сольвее. По сей день помню эту дорогу, которая вела с Борка Фалецкого в Дембники, я по ней ходил ежедневно на смены, обутый в деревянные башмаки. Такие тогда носили. Можно ли было себе вообразить, что этот человек в деревяшках когда-нибудь освятит базилику Божьего Милосердия в краковских Лагевниках?»
[1412] Однако это случилось, и даже больше того: человек в деревянных башмаках поручил весь мир Божьему Милосердию
[1413].
