* * *
Гереку несказанно повезло, что Гомулка успел договориться с ФРГ о границах. Теперь можно было пожать все плоды этого соглашения и со спокойной душой передать в распоряжение польского духовенства движимое и недвижимое имущество, оставшееся от немецкого клира на «возвращенных землях» — установление там постоянной церковной администрации превратилось в дело времени. Двадцать пятого января 1971 года правительство издало соответствующее распоряжение, изобразив добрую волю. Но примас уже понимал, что линия на конфликт будет продолжена. В этом его убедил обмен письмами с директором Управления по делам вероисповеданий, состоявшийся в конце декабря
[468].
Новым ответственным за взаимоотношения с католической церковью был назначен член Политбюро Станислав Каня. Прежний, Зенон Клишко, ушел вместе с Гомулкой и целой когортой его соратников, что, между прочим, вызвало замешательство в руководстве движения «Знак», которое не имело контактов с Каней и тоже могло подвергнуться ротации. Подозрения усилились, когда в Госсовет включили Пясецкого, который занял там место, ранее принадлежавшее Завейскому.
Двадцать шестого января 1971 года Каня обсудил предварительные условия нового договора с секретарем епископата Брониславом Домбровским, а 3 марта Вышиньский встретился с недавно назначенным премьером Петром Ярошевичем. Беседы эти выявили полное несовпадение взглядов. Представители властей требовали не вмешиваться в политику и не допускать выпадов против тех или иных шагов правительства (в частности, закона об абортах), а иерархи настаивали, чтобы государство признало церковь юридическим лицом, позволило свободно издавать католическую литературу, отменило налоговую дискриминацию духовенства, урегулировало проблемы католических вузов и семинарий, прекратило антиклерикальную пропаганду, допустило священников на радио и телевидение и дало возможность строить храмы
[469]. Все это было недопустимо для власть имущих. В сентябре 1971 года на совещании в МВД Каня заявил, что платить ту цену, которую заплатили в 1956 году (то есть разрешать уроки Закона Божьего в школах), власть не будет. Курс на раскол католической иерархии решено было продолжить
[470].
Не добившись успеха в переговорах с Вышиньским, Герек сотоварищи попытались воздействовать на него через Ватикан. В конце апреля 1971 года директор Управления по делам вероисповеданий Александр Скаржиньский встретился в Риме с секретарем папского Совета по государственным делам Агостино Казароли. Начало речи монсеньора, выдержанное в духе соборных реформ, звучало многообещающе: «Ватикан признает различные пути общественного развития государств, выступает за сотрудничество польских властей с клиром в Польше и… не добивается для польской католической церкви привилегированного положения в стране». Однако дальше Казароли выдвинул ряд требований, которые партия считала неприемлемыми: признание за церковью юридического лица, гарантии обучения школьников Закону Божьему, рассмотрение правовых проблем нормализации отношений в Ватикане, а не в Варшаве, разрешение на строительство новых храмов
[471]. Госсекретарь Святого престола явно проконсультировался перед беседой с Вышиньским или с кем-то из его окружения. Все это наводило чиновника на грустные мысли.
И все же партийная верхушка не теряла надежды. Воспользовавшись тем, что Павел VI решил беатифицировать Максимилиана Кольбе, в октябре 1971 года на церемонию отправилась официальная делегация из Варшавы, а еще выехала значительная группа паломников. При Гомулке такое и представить было невозможно.
Двадцать восьмого мая 1972 года понтифик установил постоянную церковную администрацию на западных землях. Однако новые епархии были утверждены не в тех границах, на которых настаивали власти ПНР, а в тех, которых добивались польские епископы. Кроме того, ординариев на этих землях поставили без обсуждения с польским правительством, что явно шло вразрез с требованиями Политбюро
[472]. К этому времени от краткосрочного потепления отношений с польским епископатом не осталось и следа. В начале сентября 1971 года примасу отказали в новой встрече с Ярошевичем, сославшись на занятость премьера.
Время до сотворения мира
Свержение Гомулки наполнило некоторых отставных политиков беспочвенными надеждами. В апреле 1971 года один из бывших руководителей Унии Казимир Студентович направил Войтыле две пространные записки, в которых высказывался за постепенное преобразование движения «Знак» в христианско-демократическую партию: «Подобно государству, церковь тоже должна располагать соответствующими гарантиями [соблюдения условий двустороннего соглашения], к которым относится среди прочего наличие независимого от правящей партии политического представительства католиков, действующего в рамках национальных интересов…»
[473] Войтыла ничего не ответил. Он понимал утопичность таких предложений и вполне разделял взгляды Вышиньского, который еще в марте, откликаясь на подобные инициативы, заявил в варшавском клубе католической интеллигенции, что давно пора отделить политику от общественной этики католицизма
[474].
Между тем обновленное руководство страны усилило натиск на церковь. Станислав Каня и его подчиненные взялись за дело с ретивостью сталинских псов. В 1973 году МВД образовало в своем составе группу D («Дезинтеграция») для раскола клира. Опять резко сократилось число разрешений на строительство храмов — Войтыла препирался по этому поводу уже с новым партийным руководителем Кракова Витом Драпихом. Духовенство, как и раньше, давили поборами, но если прежде для контроля за финансовым положением епархий священников обязывали вести инвентарные книги (чему те всячески противились), то с 1972 года внедрили практику, согласно которой приходы должны были платить налоги, просто отталкиваясь от количества жителей. То есть партия, борясь с церковью, по сути расписалась в том, что 100% поляков — католики. Это приводило к таким курьезам, когда ксендзы заявлялись в квартиры к декларативным атеистам с просьбой о пожертвовании, рассматривая их как своих «прихожан». Особенно неуместно такое поведение выглядело в районах с компактным проживанием православных.
В 1973 году «оперативными средствами» среди духовенства был пущен слух, будто главным препятствием на пути соглашения между государством и костелом являются Вышиньский и «реализуемая им политика, совершенно оторванная от реалий»; в Риме ходили по рукам поддельные проповеди, якобы произнесенные примасом в варшавском соборе Святого Креста. Одновременно в итальянском журнале «Сеттеджорни» увидели свет документы, доказывавшие мнимое сотрудничество пшемысльского епископа Игнацы Токарчука с нацистами. О Войтыле сотрудники госбезопасности распространяли сплетни, будто краковский архиепископ купил свою магистерскую диссертацию. Паломникам, идущим в Ченстохову, подбрасывали порнографические материалы, у них крали документы и вещи, пачкали спальники, пробивали шины автомобилей и даже подсыпали дурманящие вещества в термосы. Священников, которые по той или иной причине оказались на прицеле Службы безопасности, изводили телефонными звонками с угрозами, писали о них издевательские надписи на стенах и т. д. В квартире близкого Войтыле ксендза Анджея Бардецкого установили прослушку, а самого священника 21 декабря 1977 года избили «неустановленные лица» (метод, вошедший в обиход как раз в семидесятые годы, хотя эпизодически применявшийся и раньше — вспомним аналогичное «воздействие» на Стефана Киселевского в марте 1968 года). В своем рвении тайные службы зашли так далеко, что начали издавать несколько журналов от имени анонимной внутрицерковной оппозиции, ратующей за обновление католичества
[475]. Обо всем этом стало известно в 1991 году, когда методы действий спецслужб изучала особая парламентская комиссия.
