— Две маленькие чашки были и кофейник, — упрямо возразил
Назаров, — я видел. Там больше ничего не было. Поэтому и говорю. Кира внесла
поднос и почти сразу вышла. В этот момент на президентском лифте к нам
поднялась Светлана Викторовна, ну… значит, теперь вдова покойного.
— Она воспользовалась лифтом Воробьева? — уточнил Дронго.
— Да. И вошла в приемную. Кира ее увидела, когда вышла, и
спросила, нет, сказала, что там журналистка.
— А Светлана Викторовна не вошла?
— Нет, она сказала, что будет ждать. Но попросила Киру
доложить о своем приходе.
— Она часто к вам приходила раньше?
— Да, иногда заходила.
— И всегда просила доложить о своем приходе? — усмехнулся
Дронго. На жену преуспевающего банкира это мало похоже.
— Она всегда ждала в приемной, если у Аркадия Борисовича
были посетители. Он не разрешал никому входить без доклада, даже ей. Строгий
был очень.
— Ясно. Давай дальше.
— Журналистка вышла, и она вошла.
— Дальше.
— Журналистка ушла. Да, я вспомнил, она разлила кофе.
Извинялась перед Кирой, что такая неловкая. Та ее успокаивала, она разлила кофе
на стол, когда убирала микрофон. Кира сказала, что успела все вытереть.
— Понятно.
— Потом пришла эта артистка Марина Левина. Она немного
подождала, пока вышла Светлана Викторовна, и вошла в кабинет. Но тоже была
недолго, минут пять-десять. И быстро ушла. Потом Кира понесла какие-то бумаги.
— Значит, Кира была последней, кто видел Воробьева живым?
— Да, но после того, как она к нему зашла, позвонили из
Министерства финансов. И она при мне соединила Воробьева с позвонившим. Они
разговаривали, а потом Кира вышла. И когда вернулась, ушел я. Пришел Кочкин. И
не успел я доехать до первого этажа, как все стали кричать, суетиться, и
выяснилось, что был убит Аркадий Борисович.
— Подробнее, пожалуйста, как вы уходили. Значит, Аркадий
Борисович поговорил по телефону, потом Кира куда-то вышла.
— В туалет, наверно.
— Возможно. Что было дальше? Вспоминайте очень подробно.
— Значит, так. Кира пришла. Я курить очень хотел, но не мог.
Поэтому все время смотрел на часы. Как только пришел Кочкин, я достал сигареты
и, уступив ему свой пост, пошел к лифту.
— К какому лифту?
— К служебному, конечно. К обычному.
— В коридоре никого не встретили?
— Встретил. Денисов там был. Завязывал шнурки. Я хотел его
подождать, но он махнул рукой, езжай, говорит.
— А кто такой этот Денисов?
— Из планового отдела. Ему за пятьдесят, но он еще держится.
Даже волосы, говорят, красит.
— Он в суде выступал?
— Да, его тоже допрашивали. Но он не заходил к нам в
приемную, это точно.
— Значит, в лифте вы ехали один?
— Да. Доехал до первого и услышал крики. Вот и все. По всем
фактам виновный я получаюсь, — Назаров опустил голову. Дронго протянул ему
пачку предварительно приготовленных сигарет.
— Курите.
Парень жадно затянулся. Дронго смотрел на него со смешанным
чувством жалости и недоумения. Непонятно каким образом подставленный, Назаров
явно не годился на роль хладнокровного убийцы, сумевшего продумать хитроумный
план устранения банкира и совершить это с такой поражающей воображение
легкостью.
Здесь что-то не сходилось, и он это чувствовал.
Они разговаривали еще минут пятнадцать-двадцать, пока
наконец Дронго, отдав еще одну пачку сигарет, не закончил своего своеобразного
допроса.
— Спасибо, Роман, — поблагодарил он заключенного, — думаю,
ты мне очень помог.
Назаров поднялся. Он уже знал, что завтра его отправляют по
этапу, несмотря на кассационную жалобу адвоката. Тюрьмы были переполнены, и
ответа на жалобу заключенный мог вполне дождаться в колонии, «справедливо»
считало тюремное начальство. Больше никаких надежд не оставалось. В его глазах
теперь остался только страх и боль от всего пережитого.
— Вам больше ничего не нужно? — спросил Назаров.
— Спасибо, больше ничего.
Назаров, судорожно достав носовой платок, вытер лоб.
Дронго обратил внимание на платок.
— Откуда? — спросил он. У Назарова не могло быть такого
хорошего хлопчатобумажного платка. — Кира принесла, — виновато сказал Назаров,
— жалеет меня.
Больше не было произнесено ни слова. Только перед уходом
Назаров еще раз оглянулся и как-то виновато улыбнулся, вернее, попытался
улыбнуться, отчего его лицо приняло какое-то страдальческое выражение, и вышел
из комнаты.
— Что ты думаешь? — сразу спросил Родионов у Дронго.
— Ясно одно, — услышал он невозмутимый ответ, — парень
никого не убивал. Нужно искать убийцу.
На киностудию, куда они поехали по предложению Дронго,
попасть было сложнее, чем в тюрьму. Коммерческие структуры, цепко
оккупировавшие бывшие павильоны киностудии, выставили надежный заслон из
военизированной охраны, не пропускавшей на территорию охраняемого объекта
никого из посторонних. Пришлось долго доказывать бестолковым охранникам, куда и
зачем они идут.
Только пройдя на территорию студии, они поняли, что могут
потратить здесь весь день в поисках нужного им человека. Пришлось идти в еще сохранившийся
отдел кадров. Сидевшая там старушка ласково сообщила, что в отделе давно никто
не работает. Но про Марину Левину она все знает. Та снималась в картине
Креонова и теперь вдруг заболела. А сам Игорь Креонов очень недоволен этим
обстоятельством. Некоторые говорили, передала им добросовестная старушка, что
он думает даже поменять артистку на главную роль.
Пришлось искать Креонова, на его поиски они потратили почти
час, пока наконец не нашли его сидевшим в мрачной задумчивости в огромном
пустом павильоне. У маэстро явно не было настроения. Заслышав шаги за спиной,
он даже не обернулся.
— Чего вам? — недовольно спросил режиссер, решив, что это
кто-то из его ассистентов.
— Простите, — извинился Дронго, — мы хотели бы с вами
переговорить. — Креонов обернулся. Медленно встал со стула.
— Журналисты, что ли? — прохрипел он. — Не похожи. Или
коммерсанты с очередной бредовой идеей? Тоже не похожи. Так кто вы и что вам
нужно?
Креонов был режиссером с мировым именем. Его седой ежик
волос часто мелькал на самых престижных кинофестивалях, где его хорошо знали.
