Что он имеет в виду? Он догадался, что Марат — его сын?
— Нет-нет, я побегу звонить подруге, она ждёт от меня новостей, прости!
Я вскакиваю со стула, и подлетаю к вешалке с одеждой, начиная быстро одеваться.
— А чай с пирожным?
В голосе олигарха читается недоумение.
— Некогда, прости!
— Может быть, я заеду вечером?
Блин, вот пристал!
Я застёгиваю пуговицы у пальто, и качаю головой:
— Извини, я приду домой поздно, у меня встреча.
Павел Иванович кидает на меня уничтожающий взгляд, и утыкается в тарелку с пирожным:
— Как хочешь.
Но мне не до разборок с ним. Видно, что мужчине очень неприятно. Ну ладно, переживёт. Я же решила придерживаться такой тактики — держать олигарха на расстоянии. Так что пусть, помучается. Я же мучилась все эти годы, мечтая о нём.
Я уже несусь во весь опор к выходу, чтобы поймать такси. Добираться на метро — слишком долго, а наземным транспортом — я не представляю, как добраться до нужного адреса.
Тыкнув водителю в бумажку с адресом, я спрашиваю:
— Едем?
Мужчина кавказской национальности, оглядывая меня с ног до головы, удовлетворённо цыкает, и с сомнением произносит:
— А не боишься? Это не благополучный район, туда вечером лучше не соваться.
— У меня нет другого выхода.
Я отворачиваюсь к окну, прислушиваясь к урчанию мотора автомобиля. Что имел в виду водитель, когда говорил о неблагополучном районе? А где сейчас спокойно? Меня, вон, умудрились изнасиловать в центре Москвы, десять лет назад. Так что мне не привыкать к опасностям.
Поездка оказалась долгой и муторной. Сначала водитель пугал меня тем, что мы едем в неблагополучный район, куда вообще не стоит соваться, тем более, вечером. Потом, посеяв в моей душе сомнения, мы простояли в пробке полчаса. Приехали по нужному адресу мы только через два часа, и я была полностью вымотана.
— Может, вас подождать?
Водитель заботливо обернулся ко мне, забирая из рук деньги.
— Только если недолго.
Я сглатываю слюну, и с сомнением кошусь на старую пятиэтажку. Что меня ждёт там? Может, бабушки, взявшей на воспитание Марата, вообще нет дома?
— Хорошо, если можете, подождите, пожалуйста.
— Десять минут, и уезжаю.
Я вываливаюсь на улицу, и захлопываю дверь автомобиля. Водитель тут же щёлкает замком, запирая все двери.
Неужели, здесь и, правда, какой-то криминальный район? Вроде всё спокойно. Ряд покосившихся пятиэтажек, во дворе — вся сломанная и исписанная матами детская площадка. Я даже и не подозревала, что в столице, на окраинах города, остались такие дворы.
Я вхожу в подъезд без домофона и тут же зажимаю нос — там нестерпимо пахнет фекалиями и мочой — кто-то, абсолютно не стесняясь, сделал свои дела прямо под лестницей, рядом с детской коляской.
— Хорошо, хоть не в коляску.
Я с сомнением кошусь на транспорт какого-то ребёнка, и начинаю подниматься по грязной лестнице. Неужели, его мамаше абсолютно наплевать, в какой коляске будет кататься её ребёнок?
Испытав рвотный рефлекс, я пролетаю два этажа, и останавливаюсь на третьем, у оббитой красным дерматином, двери. Рядом — какие-то надписи на английском языке.
Оглядевшись и выдохнув, я нажимаю на звонок. Из недр квартиры доносится весёлая трель, но мне никто не спешит открывать. Или, пожилой женщины нет дома, или она попросту боится. Контингент тут, и правда, скорее всего, специфический.
Я в надежде утапливаю палец в звонок, и прикладываю ухо к двери. За ней слышатся шаркающие шаги, значит, я не ошиблась — там кто-то есть!
— Откройте, пожалуйста! Мне нужно с вами поговорить!
— Кто это?
— Я по поводу Марата!
За дверью началось какое-то движение, и створка вскоре приоткрылась. Но, женщина предусмотрительно накинула цепочку, так, что дверь отворилась всего на десять сантиметров. В проёме я увидела сморщенное лицо пожилой женщины с потухшим взглядом. На её голове был коричневый платочек, покрывающий седые жидкие волосы.
— Что вам надо? Кто вы? Из полиции?
— Нет-нет, я не из полиции, я просто ищу мальчика.
— Зачем? Что он опять натворил?
В моей груди всё сжимается от этих слов, а женщина, с сомнением осмотрев меня с ног до головы, произносит:
— Не знаю я, где он. Неделю уже дома не ночует.
У меня внутри всё холодеет от мысли, что сейчас мой ребёнок может скитаться неизвестно с кем и с ним может происходить неизвестно что.
— Как это, объясните?
Женщина в сомнении шамкает губами. Видно, она раздумывает, можно ли мне доверять. Я открываю сумочку и выворачиваю карманы:
— Вот смотрите, у меня нет при себе ничего опасного. Пожалуйста, впустите меня и расскажите про Марата!
Дверь захлопывается, и я приваливаюсь спиной к стенке. Ну вот, как же так? Я никуда не уйду, пока не узнаю, где мой сын. Когда-нибудь бабуле всё равно потребуется выйти из дома.
Но, створка, тут же распахивается, и женщина с опаской смотрит на меня:
— Ну, проходи, коль не бандитка.
Выдыхаю, и радостно ступаю в тёмную прихожую. Ко мне тут же кидается пушистая белая кошка и начинает яростно тереться о мои ноги.
— Муська, кыш!
— Да нет, пусть. Я очень люблю животных, сама подумывала о том, чтобы кошку завести.
Женщина смотрит, как я снимаю свои ботиночки, и остаюсь в капроновых колготках. Она нагибается, и, охая, достаёт из шкафа старые тапки:
— Надень, а то полы холодные, простудишься.
Я с благодарностью всовываю ноги в тапки, и прохожу за старушкой на маленькую кухоньку. Женщина ставит чайник, и достаёт на стол небольшую вазочку, заполненную сушками.
Я сразу же понимаю, что явилась без угощения, и мне становится стыдно за свой промах. Старушка садится напротив меня, и, сверля своими блеклыми глазами, приказывает:
— Алевтина Петровна я. Ну, говори, зачем пришла?
— Я — родная мать Марата.
Глаза пожилой женщины расширяются, а губы сжимаются в тонкую нитку.
— Вот оно что!
— В семнадцать лет меня изнасиловал один парень, и я оставила младенца в роддоме. А теперь очень хочу найти!
Старушка морщится, и наливает ароматный чай в две высокие кружки.
— Наверное, отец мальчишки — настоящий мерзавец, раз от него такой ребёнок родился. Вот правду говорят, что от осинки не родятся апельсинки. Говорила я своей дочке, чтобы не брала она приёмного малыша, да не послушалась. А с генами не поспоришь!
