— Простите, а в школе никого нет?
— Я же вам сказал — каникулы! Приходите девятого января!
Мужчина даже не остановился, ленивой походкой направившись обратно к своему рабочему месту, отряхивая воротник куртки. Своими неприветливыми действиями он несказанно взбесил меня.
Ну, уж нет! Или он поговорит по-человечески, или я сейчас тут всё разнесу! Школа — единственная зацепка найти Марата, и я не уйду отсюда, пока с кем-нибудь не поговорю.
Я бесстрашно толкаю кованую дверцу, и она, жалобно скрипнув, отворяется. Захожу на территорию школы, хлопнув калиткой, и с вызовом смотрю на охранника. Мужчина в недоумении оборачивается, и достаёт из кармана электрошокер.
— Что вам нужно?
Ой, как по-мужски — на хрупкую девушку, и с оружием!
— Мне нужен кто-нибудь из педагогов, завуч, директор, да хоть уборщица! Ни за что не поверю, что в школе пусто — в некоторых окнах горит свет!
— Уходите!
— И не подумаю!
— Я сейчас вызову полицию!
— Вызывайте, всё равно мне терять нечего! Я ищу своего сына, вы не понимаете? Хотя, у вас, такого бесчувственного истукана, и семьи-то, наверняка, нет! Кто на такого позарится? Если только от полного отчаяния!
Выпалив свою гневную тираду, я немного утихаю. Очень хотелось задеть этого сотрудника ЧОП побольнее. Авось, это проймёт мужика.
Мужчина упирает руки в бока, а потом крутит пальцем у виска:
— Искать ребёнка в школе? Во время каникул? Вы в своём уме? Да эти галдящие спиногрызы готовы свалить побыстрее с уроков, никто не придёт в школу добровольно на каникулах!
— И всё же?
Охранник поджимает губы и в задумчивости смотрит на учебное заведение.
— Подождите.
Он вытаскивает из кармана мобильный телефон, и тыкает пальцем в кнопки. В моей душе поднимается волна радости. Ну, наконец-то, достучалась! Он кому-то звонит! Там кто-то есть!
— Ирина Николаевна, это с охраны беспокоят. Тут какая-то женщина пришла, просит хоть с кем-то поговорить. Да, я знаю.
Мужчина замолкает, видно, выслушивая какую-то гневную тираду от представителя школы, а я пытаюсь не дышать.
— Но, что делать? Она сказала, что не уйдёт.
Киваю. Правильно говоришь. Всё равно не уйду. Теперь-то я знаю, что в школе находится некая Ирина Николаевна. Буду ждать её у калитки, хоть до вечера. Торопиться мне абсолютно некуда — у дома, наверняка, дежурит разъярённый Александров.
— Хорошо, спасибо.
Мужчина убирает телефон обратно в карман и оборачивается ко мне, взмахнув рукой:
— Договорился, идите. Второй этаж, кабинет двести семь. Завуч школы, Ирина Николаевна. Поговорите с ней.
Я подпрыгиваю от радости, и кидаюсь с благодарностями к суровому охраннику.
— Ладно-ладно, чего уж там. Вы, кстати, не правы насчёт меня. Обидно было. Я в браке, двое пацанов с женой растим. Знаю я, какие они. Каждый день почти в школу вызывают. Уж скорее бы доучились, сил нет. Идите.
— Простите!
Я радостно киваю и изо всех сил бегу к школе. Тут в кармане пальто оживает мобильный телефон. Я смотрю на экран — Пашка. Нажимаю на красную кнопку и сбрасываю вызов. Э, нет, дорогой. У меня дела. А ты отдыхай, раз снял номер на сутки.
На втором этаже я мигом нахожу двести седьмой кабинет, и стучу в дверь, покрытую лаком. Из помещения доносится приглушённое: «Войдите», и я бесстрашно толкаю створку внутрь.
— Здравствуйте!
Я захожу, внимательно оглядывая кабинет завуча. Это небольшое помещение с жалюзями на окне, сквозь которые пробиваются лучи зимнего солнца. Ирина Николаевна сидит за рабочим столом, заваленном бумагами, и внимательно смотрит на экран старого лампового монитора.
Поправив очки в тонкой оправе, она смотрит на меня своими уставшими глазами, и раздражённо спрашивает:
— Доброе утро. Давайте по существу. У меня много дел.
— Извините, что отвлекаю, но я ищу одного мальчика.
Я рву молнию на сумке, и извлекаю фотографию Марата, взятую из дома Алевтины Петровны. Завуч кидает беглый взгляд на фото, а затем в недоумении смотрит на меня:
— Вы из полиции?
Я закусываю губу. Почему мой сын вызывает у людей такие ассоциации? Или, просто все подростки сейчас такие?
— Нет, я не из органов. Я ищу этого мальчика, Марата Долгова.
— Зачем?
Ирина Николаевна смотрит на меня настороженно, поверх очков, подперев голову рукой. Уголок губ дрожит — значит, женщина очень напряжена и нервничает.
— Понимаете, родители Марата разбились в автокатастрофе. Мальчика взяла на воспитание бабушка по материнской линии. Но Марат сбежал из дома неделю назад. Алевтина Петровна с ума сходит, ищет внука.
Я облизываю пересохшие губы. Ну, рассказала почти правду. Конечно, эгоистичная старуха и не думала искать мальчика, но об этом завучу знать совершенно необязательно. Пусть думает, что Марат в хороших руках.
— Вы врёте. Только вот я не понимаю, зачем.
Ирина Николаевна решительно поднимается из-за стола, оперевшись на длинные пальцы, унизанные перстнями, и внимательно смотрит мне в глаза своим проницательным взглядом. Я вздрагиваю — женщине бы самой в полиции работать. Вон, как ловко меня раскусила.
— Что вы имеете ввиду?
— Я прекрасно знаю, что Алевтина Петровна терпеть не может Марата и ни за что не будет его искать!
Я сглатываю слюну. Попробовать всё отрицать и стоять на своём?
— Нет, ну что вы? Это вам мальчик рассказал? У него просто сейчас трудный возраст, погибли родители…
Завуч останавливает мою речь резким взмахом руки:
— Убирайтесь! Вы не та, за кого себя выдаёте, и я ни за что не расскажу вам о Марате. И зачем только Олег впустил вас? Уходите, или я сама вызову полицию.
Я выдыхаю, и устало опускаюсь на стул.
— Извините, я сейчас вам всё расскажу.
По мере того, как я начинаю свой рассказ, лицо женщины меняется. Из гневливого, оно становится озабоченным и обеспокоенным, морщины на лбу разглаживаются, а в глазах появляется что-то похожее на жалость.
