Тщательно заперев дверь на все замки, я, так и не дождавшись звонка от Павла Ивановича, устроилась в своей постели. Свернувшись калачиком, я ещё раз бросила беглый взгляд на телефон — пусто, выключила звук, и погрузилась в сладкие объятия Морфея.
………………………………….
На следующее утро, немного успокоившись от Пашкиной выходки, я выхожу из дома ровно в одиннадцать. Внедорожник Илларионова уже стоит возле подъезда, а сам адвокат небрежно смахивает щёткой пушистые снежинки, лежащие толстым слоем на крыше автомобиля.
Мужчина выглядит спокойным, и я решаю ему ничего не говорить про Павла Ивановича. Надеюсь, Александров не собирается увозить Максима Максимовича в лес и там пытать его, заставляя признаться, какие нас с ним связывают отношения.
Хотя, может, я фильмов насмотрелась?
Вспомнив в очередной раз слова бабули о том, что вокруг одни бандиты и маньяки, я вздыхаю. Она, конечно, была права. Или, это просто мне так повезло встретиться с Павлом Ивановичем? Но, я надеюсь, что Пашка всё же, не такой опасный тип, каким его все считают и каким он хочет казаться.
— Доброе утро.
Я подхожу к автомобилю и громко здороваюсь с адвокатом, который, кажется, не замечает моего присутствия, мурлыкая себе под нос какую-то незатейливую мелодию.
И точно.
Мужчина дёргается от неожиданности, поворачивает корпус в мою сторону. Но его руки завершают действие — счищают щёткой снег. И, огромная толща пушистого снега летит прямо в меня.
Естественно, отпрыгнуть я не успеваю (не зря по физкультуре у меня, всегда была слабая тройка). Лицо, шарф, пальто — всё усыпано ворохом искрящегося снега.
Взвизгиваю, ощутив колючий снег на своих щеках и подбородке. Чёрт возьми! Я провела у туалетного столика не менее получаса, тщательно накладывая макияж, как учил меня Лерчик. И была так довольна полученным результатом. А теперь…
Теперь я похожа на снежную бабу! И тушь, небось, размазалась.
— Ой, простите.
Адвокат кидается ко мне, и начинает с усердием отряхивать моё пальто. Я же с трудом разлепляю глаза, и отплёвываюсь. Хорошее начало дня, ничего не скажешь. Мне хочется разреветься от обиды, но я закусываю губу — сейчас не время показывать свои женские слабости. Да и Максим Максимович абсолютно чужой мне человек. Нужно взять себя в руки.
— Ничего страшного.
Помрачнев, я забираюсь на переднее сидение автомобиля, и осматриваю свою физиономию в зеркальце. Кожа покраснела, конечно, но, вроде бы, выгляжу нормально. Смахнув с ресничек остатки снега, и аккуратно убрав комочки туши под глазами, я навешиваю на своё лицо приятную улыбочку.
Максим Максимович, смущаясь и извиняясь ещё раз за произошедшее, заводит мотор автомобиля. В дороге мы не произносим ни слова — я слишком расстроена, а мужчина, очевидно, чувствуя свою вину, решает не приставать ко мне с расспросами.
Наконец, мы останавливаемся у полицейского участка, и адвокат первым толкает тяжёлую входную дверь. В нос сразу бьёт какой-то неприятный запах. Может, так пахнет безысходность и отчаяние?
— Мы хотим составить заявление о пропаже человека. Куда обратиться?
Молодой паренёк в форме испуганно указывает нам на коридор:
— Кабинет сто два, там капитан Самойлов сидит, у него, наверное.
Илларионов кивает и направляется по указанному коридору, в поисках нужного кабинета. Я семеню сзади, стараясь не отстать. Наконец, Максим Максимович стучит в дверь, с покосившейся табличкой «102».
— Капитан Самойлов? Добрый день. Я — адвокат Анастасии Игоревны, мы пришли написать заявление о пропаже её сына, Долгова Марата Дмитриевича.
Толстяк, сидящий за столом, сморщивается — наверняка, ему не хочется отрываться от еды. На столе, перед капитаном, стоит банка с жирными шпротами в масле, и лежит кусочек чёрного хлеба.
— Ну, проходите, конечно.
Самойлов тяжело вздыхает, отодвинув от себя нехитрый обед. Ничего удивительного, что капитан обладает формой шара — при таком неправильном питании это совсем неудивительно.
Спустя минут двадцать мы, наконец, полностью пропахнув шпротами, выходим из полицейского участка. После написания заявления, я дала толстяку отсканировать фотографию Марата, описав мальчика. Потом ещё долго объясняла ему, кто я такая и кем прихожусь сыну. И, наконец, недовольно крякнув, полицейский принял заявление.
— Вы же понимаете, что прошло уже очень много времени! Нужно было обращаться в течение сорока восьми часов, тогда раскрываемость — семьдесят процентов. В вашем же случае это, скорее всего, висяк.
Самойлов недовольно скривился, поставив под заявлением печать. Максим Максимович рубанул ладонью воздух:
— Начинайте оперативно-розыскные мероприятия, нечего тут нас пугать. Анастасия Игоревна не виновата в том, что Марата не начали искать ранее. Да, она является кровной матерью мальчика, но не живёт с ним — у Марата были приёмные родители и бабушка.
Толстый полицейский кивнул, и пообещал связаться со мной или Илларионовым, как только ему станет что-нибудь известно.
Вывалившись из полицейского участка на улицу, я не могу надышаться. А говорят, что воздух в Москве очень загрязнён! Да после нахождения в кабинете капитана Самойлова даже воздух возле мусороперерабатывающего завода мне покажется чистейшим!
А просто, может, так пахнет свобода?
На улице идёт мокрый снег. Ну вот, опять вскоре толща под ногами превратится в грязную кашу. В этом году зимы, похоже, совсем не будет — снег то падает, то снова тает. Адвокат смахивает перчаткой насыпавшийся на лобовое стекло снег, и слегка поворачивается ко мне:
— Я сейчас поеду к Боголюбовым. Больше чем уверен, что они что-то знают о местонахождении Марата, но скрывают это. Поедете со мной?
Киваю.
— У меня всё равно больше нет никаких зацепок. Но, если вы считаете, что они могли и соврать — конечно, стоит порасспрашивать их ещё раз.
— Садитесь.
Адвокат кивает на автомобиль, и, подергав дворники — не примёрзли ли к стеклу, садится за руль. Меня не надо приглашать дважды, тем более, что речь идёт о поисках моего сына.
Внедорожник мужчины, мягко шурша шинами, отъезжает от полицейского участка. Я наблюдаю за адвокатом из-под полуопущенных ресниц. Интересно, у него есть семья? За всё то время, что Илларионов находился рядом, ему ни разу никто не позвонил. А ведь сейчас праздники — люди постоянно созваниваются с родными, близкими и знакомыми. Ходят друг к другу в гости, обмениваются подарками.
Максим Максимович же спокойно взялся за моё дело, все праздники он работает на меня, а его телефон молчит. Неужели, он так одинок?
В это так трудно поверить.
Даже Аринка вчера звонила из Парижа, куда, наконец, улетела вместе с Романом Аркадьевичем.
