– Да ты гонишь, – Васька попытался снова наехать на меня. – Чего до сих пор этих призраков не было?
– Да были, – философски спокойно ответил я. – Тяжелая атмосфера на кладбищах, светящиеся фигуры у могил, полтергейсты и прочая паранормальщина. Но теперь, когда земля больше не поглощает и не обезвреживает эманации мертвых сущностей, усопшие больше не могут скинуть изношенные оболочки и уйти в иные пространства.
И шанс продолжить мучения в земной юдоли слез выпадает каждому. Для этого больше не требуются выдающиеся экстрасенсорные способности и проработка тонких планов.
– А там, где мы разместим наших, разве не могут появиться эти призраки? – с беспокойством поинтересовался Андрей.
– Ну, мы разместим их подальше от этого города.
– Но все же… – продолжал настаивать Рыбин.
– От нападений небольших групп можно поставить энергополе. Да и призраки мирных сельских жителей вряд ли будут деградировать так же быстро, как горожане, которые стали голодными духами еще при жизни.
– Все равно, бросить умирающих людей в городе и спасаться самим как-то подло. Тем более способ знаешь. Волк, ну ты ведь голова, подумай.
– Есть ли в этом сермяжная правда? – поинтересовался я.
– Ведь живые люди… – попытался вклиниться Васька.
– Живые, говоришь?! – меня внезапно охватила неконтролируемая злость. – Да тем хуже… Ты ведь не на Марсе обитал, видел торжество этих живых и чувствующих.
– Что не так было? – аккуратно спросил Андрей.
– Забыл? Ностальгируешь? По пробкам на дорогах и забитым парковкам? По давке в метро, переполненном толкающейся, вонючей биомассой? По чихающей и кашляющей толпе? По загораживающим дорогу уродам? По старухам с сумками-тележками и потным, еле плетущимся толстякам? А может, по меломанам с орущими на весь вагон наушниками? Или горластым любителям пива?
– Чего ты злой такой, Волк? – поинтересовался Василий. – Не нравились метро и давка, ездил бы на такси. Или дома сидел бы…
– Ну-ну. А куда дома деться от прогресса? За стеной музыка, – очередные соседи домашний хренотеатр купили и наслаждаются на полной громкости. По улицам хачи раскатывают на приседающих от звука музвагенах. От передатчиков вайфая аппаратура зашкаливает. Я уж про мобильники молчу. В год, когда «сотовые» пошли в массы, у меня резко выросло число пациентов с расстройствами внимания и памяти.
– А при чем тут прогресс?
– Ведь именно он позволил расплодиться, обвешаться проводами и антеннами, вывел на улицу стада прожорливых монстров, натыкал заводов и свалок.
Именно прогресс создал на потребу биомассы социальные сети, это для тех, кто поумнее, порнуху и онлайн-игры для дебилоидов. Для совсем конченных, отработанной фекальной массы населения, дал отраву на все времена – телерадиовещание.
Именно прогресс позволил засунуть в бетонные соты потребителей и устроить гонку – кто вытащит у лоховатых граждан побольше денег за ненужные им услуги.
– Ну так ведь не прогресс, а капитализм.
– Верно, прогресс – это граната для обезьяны. А обезьяна – это наша система «свободного предпринимательства», которая, впрочем, давно уже не свободное и не предпринимательство, а простое оболванивание, отъем денег за воздух, выкручивание рук и воровство. А главное, нет у этой системы ограничителя. Больше, дальше, быстрее и глубже в дерьмо – вот ее девиз и кредо.
– Ну так выкручивание рук… – парировал Андрей.
– А вот, к примеру, про руки… Точечная застройка увеличивает плотность населения. Под это дело осваивают «лишнее» место на пустырях и дворах. Подлыми административными приемчиками изводят гаражи с хилой компенсацией по полтора кило мертвых президентов, зато строят многоэтажные стоянки с ценой машино-места. И это, блядь, называется «народный гараж».
– Ну ты, Волк, на любимого конька сел, – заметил Андрей.
– Верно, – заметил я. – Один из многих пострадавших от действий Юрия Лубянина, главного московского вора.
Ладно, это частный случай. Главное, «прогрессистам» сильно стараться не надо. Идет цепная реакция. Центростремительная сила деструктивной экономики и ублюдочная психология ущербных индивидов работают как гравитация в черной дыре, поддерживая спрос на квадратные метры.
А чем выше и гуще этажи, тем дороже эти самые метры. Прямая выгода. Растет плотность застройки – растут заторы. Тоже хорошо, можно больше бензина продавать для пыхтения в пробке. А когда всем надоест, можно эстакадку-другую построить, прокрутив свои деньги и стырив бюджетные.
Когда от давки невозможно станет дышать, они начнут продавать кислород в баллонах, суперкондишены для очистки уличного воздуха, герметичные окна и дыхательные маски. И так без конца.
– Конец все же наступил, – мрачно заметил Андрей. – Радуйся…
– Только не надо делать из меня исчадие ада и мизантропа с большой буквы «М», – с усмешкой отозвался я. – Большинство мечтало, чтобы все кругом подохли. Ну вот и сбылось.
– Неправда…
– Да правда, – возразил я с усмешкой. – Любимый сюжет хомячков – апокалипсис. Все умрут, а я останусь.
– Онанистические фантазии препубертатного периода, – отозвался Андрей.
– Да не фантазии. Человек рассчитан, чтобы жить вольготно как охотник и собиратель. Норма – 30 квадратных километров на душу, если не путаю. А когда его с семьей загоняют в 30 квадратных метров, с тонкими стенами, то он уже не охотник, и не человек даже, а просто домашний скот.
Но этот скот помнит, что был охотником. Оттого люди грызутся и гадят друг другу, что в городе каждый – палач чужой свободы.
– Это ты зря, – назидательным тоном заметил Громов. – Вот эти твои высказывания проканывали, когда никто не предполагал, что так все обернется. Теперь, на кладбище, в которое превратился город, такие заявления выглядят кощунственно.
– Ну да. Ничего в этом мире не меняется… Позаниматься нечем, необременительно и вольготно, когда другие тяжело пашут на морозе. Душевно покушать с винцом и водочкой, когда большинство хавает баланду. Вмазаться электронной наркотой и под кайфом попережевывать мысли о слезинке ребенка, совестливости, сострадании к сирым и убогим. Вот уж правда: «Утром мажу бутерброд – сразу мысль: «А как народ?».
– Не передергивай…
– Знаете, отчего сейчас вы все такие довольные? Не просто выжили, а большими людьми стали. Сержантами милиции. Это почти как оберкапо в концлагере. Круче только яйца.
– Волк, а в рыло? – поинтересовался Василий.
– Попробуй, – предложил я. – Вспомни про соседа… Ну, которого ты «демократизатором» отходил?
– В смысле? – после некоторой заминки отозвался он.
– Который мусор в пакетах на площадку выставлял. Ты пришел к нему при всех регалиях власти, как-то: повязка, пистолет, дубинка. Ну, слово за слово, пьяному пенсионеру было обидно под дуду сосунка плясать, который на его глазах вырос… Дальше продолжать?
