«Кузнечики» могли создавать работоспособные конфигураторы в любых условиях, включая водные среды, газовые гиганты и области с измененными пространственными метриками.
Боевая форма искусственной жизни производилась только в третьем-четвертом поколении. До достижения критической массы роботы вели себя весьма скромно, скрытно заражая любые пригодные небесные тела.
Рои получили возможность координировать свои действия и приняли несколько измененную стратегию, предписывающую не вступать в бой до достижения необходимой численности в секторе пространства. ИИ отдельных машин стали способны организовывать боевой супермозг, весьма впечатляющий по характеристикам.
В качестве врагов были жестко прописаны не только технические обьекты, но и носители биологического излучения определенного типа, соответствующие двуногим с ограниченным умом и недисциплинированными чувствами, импульсивным и недалеким, обрекая на уничтожение большинство обычных людей.
То, что кораблей было всего пять, не значило ровным счетом ничего. Будучи выпущенными, они рано или поздно создали бы такую лавину вторжения, перед которой нашествие берсерков показалось бы доброй и милой шуткой.
Человек надежно запер новые механизмы в стазисном поле и залил расплавленной породой на дне чрезвычайно глубокой шахты.
Бедствие не должно было вырваться на волю раньше времени. Активировалась зараза крайне сложным кодовым сигналом или после того, как сто тридцать семь раз подряд не получала ежедневного подтверждения о том, что создатель жив.
Хоть устройства планировались как оружие возмездия на случай его смерти, Джек встроил несколько защитных команд на разных уровнях по деактивации управляющих блоков.
Особенно гордился он набором кодов для уничтожения зрелого роя. Если ИИ «кузнечиков» поодиночке могли модифицировать свое ПО, выкидывая потенциально уязвимые коды, то сигнал смерти действовал через системные команды с высшими приоритетами на всю сложившуюся структуру целиком, перегружая ее единицы до полной дезинтеграции управляющих программ.
Так человек отреагировал на мысли о том, что настоящий Эндфилд никогда бы не опустился до разработки средств массового уничтожения людей.
Но тут же в голову пришло, что не так уж он и неправ. Доминирующая форма жизни давно потеряла связь с природой. Она азартно плодилась, заливая волнами жизни пространства планет, пока ее не останавливали природные факторы.
Выплеснувшись на просторы Галактики, имея возможность свободно перемещаться и перерабатывать любую материю на корм, человечество стало вселенским фактором, кроящим Космос по своему разумению. Теперь, после гибели Живых Богов, от разумения осталась одна автопрограмма – беспрерывное увеличение биомассы.
Изгадив очередной мир, человеки, в полном соответствии с законами природы, подыхают от бескормицы в собственном дерьме. За исключением ушлых особей, которые подобно спорам уходят в пространство, основывая новые колонии. Ну чем не плесень?
Человек подумал, что это он слишком строго судит, но вспомнил десятки погубленных планет, с которых всеми правдами, а вернее, неправдами бежали люди, чтобы избежать гибели от смога, скачков климата и общего расстройства экономики.
Особенно печально было наблюдать за тем, как популяция выедала тонкоматериальные ресурсы, вызывая катастрофы, подобные той, что была на Земле.
Homo Sapiens, как обезьяна, умеющая много гитик, научился блокировать защитные механизмы биосферы, вычерпывая ее до конца. Со временем планеты превращались в абсолютно мертвые миры, где после двуногих ничто живое не могло существовать.
Бесконтрольному размножению и взрывному росту людей должен быть положен предел. Он нужен хотя бы для того, чтобы человек остался человеком, а не был частью бездумной человеческой биомассы.
Джек грустно улыбнулся, провел по панели компьютерного терминала, возвращая ИИ функционал блоков эвристики и память.
– Извини, друг, – сказал он машине. – Ты понимаешь меня лучше, чем я сам.
И он, закончив с «Кузнечиком Пандоры», засел за чтение.
К его удивлению, навигатор установки вернул его точно к моменту, оставленному им в прошлый раз.
«…Едва я успокоился, сложив в коробку бренные остатки своего железного друга, в дверь деликатно постучали.
– Кто там? – спросил я, хватаясь за пистолет.
– Дань, это я, Сережка, – раздался из-за двери голос брата.
– Ты один? – с подозрением спросил его я.
– Нет. Со мной Аркашка Мамонтов и портной, – донеслось снизу. – Открой, а?
– Вы с оружием? – спросил я.
– А как же, – отозвался Мамонтов. – Сам ведь сказал, чтоб принесли твой автомат.
Это действительно были они. Брат подчеркнуто тепло обнял меня. Аркадий, которого я вчера обложил по-черному, ограничился рукопожатием. Дворцовый портной Серафим, блондин с манерами педика, сделал глубокий поклон.
Первым делом я разложил принесенное Мамонтовым добро на столике у входа. Придирчиво осмотрел оружие, сверил номера, заглянул в ствол и проверил ударник. АКМ был в идеальном порядке. Мельком глянул на магазины и пачки с патронами. Все было прекрасного качества с хранения в стазисном поле оружейной башни.
– Спасибо, Мамонт, – поблагодарил я его. – Не дал пропасть машинке.
– Да ладно, пустяки, – отозвался Аркадий.
– Ты на меня не обижайся за вчерашнее, – сказал я ему. – Отрава была ядреная. Все время глюки ловил, сегодня только отпустило.
– Бывает… Два года на Покровской заставе и без зелья заштырят.
– Не без того, – согласился я. – Не обижайся.
Лейтенант попрощался и отправился по делам службы. Его шаги гулко простучали по каменной лестнице.
Я на всякий случай запер дверь и повел брата показывать свое новое жилье.
Сережка удивлялся, охал и ахал, глядя на убранство башни. Серафим сзади важно кивал головой на каждое мое слово.
Очень скоро портной снимал мерки для парадного мундира, а Сережка по обыкновению делился новостями.
– Писарь из канцелярии с утра шепнул, что князь подписал тебе капитана и орден Святого Владимира первой степени.
– Ну надо же, какая щедрость, – усмехнулся я.
– Как только форма будет готова, пойдешь с его дочкой под венец.
– Всю жизнь мечтал, – заметил я так же ернически.
– Большой человек будешь, – брат сделал вид, что не различил иронии. – Говорят, через пару лет назначит Иван Васильевич тебя воеводой.
– Ну, развернусь, – отозвался я тем же глумливым тоном.
– Дань, а ведь правда, – брат вдруг зашептал мне в самое ухо. – Кто бы ты ни был на самом деле, ты ведь мне брат. Станешь начальником, вспомни про Сережку Концепольского.
Я кивнул, стараясь не морщиться.
