Под ее глазами пролегала густая синева. Веки были почти черными, опухшими. Красивые Ганины глаза едва виднелись за ними.
От девушки исходил пряный запах бадяги, знаменитого средства от синяков. Дочь князя пыталась вернуть себе приличный вид.
– Привет, – сказал я. – Красиво. Кто тебя так?
– О притолоку ударилась., – тихо ответила она. – Я не сержусь. Ты спас меня, хоть и это было очень больно. Та, что была во мне, вывернулась наизнанку и пошла вслед за запахом. А вот Агафья умерла. Эта тварь использовала Агашу… Как несправедливо и неправильно в награду за верность получить смерть. Она единственная не бросила меня. Я виновата.
– По-другому никак нельзя было. Ты помнишь, что было потом, после болота?
– Да… И нет… Я все помню, но меня вроде как не было. Мы оказались женаты. Как странно все у нас вышло.
Кажется, кто-то одной рукой дает, другой душит. Сволочь эта на самом верху Но не доберешься…
– Это ты про Бога, что ли?
– Обещанный Пророк-Спаситель… А на самом деле – пустое место. Торопыга и пустозвон. Ты совсем не любил меня, лишь использовал, чтобы пролезть к свои железякам. Но не спасут они… Лучше бы я за тамбовца вышла, чем за тебя. Они оборотистые, им все дешево от дураков недоразвитых достается. Алена многое рассказывала.
Я внимательно наблюдал за дочкой князя, жестко и беспристрастно анализируя ее состояние. Более обидной и нелогичной напраслины я не слышал. Похоже, она после всех испытаний повредилась рассудком.
– А кто мешает? – глумливо поинтересовался я. – Ничего, помиритесь с тамбовскими. Тебя и вдовой возьмут. Может, снова кого полезного подселят.
Рогнеда переменилась в лице и едва удержалась от брани.
– Кто ты на самом деле? – спросила она, когда снова овладела собой.
– Даниил, – с оттенком недоумения ответил я.
– Даниилом ты был со мной под Суздалем. Знаешь, ведь мы с тобой не знакомы. Ты как-то обмолвился, что тебя Иваном зовут.
– Звали, верно.
– Ну ладно, Иван. Я благодарна тебе, – грустно сказала дочка князя. – Ты мне помог, и ты мне больше не нужен. Прощай.
Тихой и печальной тенью девушка вышла из камеры. От нее сквозило грустью и решимостью. Я почувствовал это, но честное слово, мне некогда было заниматься отношениями с девчонкой. Масштабные задачи грядущего и прямая угроза жизни были важнее.
– Вот ведь солдафон, – укоризненно сказала Лесовичка, когда дверь за дочкой князя закрылась. – Обнял бы, поцеловал, сказал «люблю». Ну не переломился бы. Совсем ты не изменился, дурак старый.
– Молчи, кошелка, – посоветовала ей Преподобная.
– Оттого-то ты, злыдня, высохла, как вобла, что…
– А ну хватит, – крикнул я. И, сбавив тон, продолжил: – Мы не закончили. Не ссорьтесь, девочки.
– А что она… – буркнула Преподобная.
– Итак, – мягко, но настойчиво продолжил я, – возникает вопрос, а зачем, собственно, вылезать.
– А действительно? – слегка пожав плечами, сказала Лесовичка. – Вроде и так при власти. Неужели в заднице говна загорелись?
– Вот, значит, как вы думаете.
– Мнение такое есть. Хочется послушать, что ты скажешь.
– Выбор у нас небольшой. Не развиваем технологии – приходят пендосы. Не приходят пендосы – из тоннелей Мертвого города вылезает вал слизи.
– Мы не знаем точно про Америку, – без всякой уверенности сказала Преподобная.
– Мы не знаем точно и про выжившие споры. Однако полагаться на «авось» плохая идея. Последствия могут быть печальны.
– Ну технологии… И что? – удивленно заметила Лесовичка.
– Аня, загляни чуть дальше. Вам конец.
Лесовичка не нашлась, что ответить, зато в бой кинулась ее подруга.
– А что так мрачно? – поинтересовалась Преподобная.
– Да ничего. Вы теперь ради богини Макоши бегаете, а с развитием технологий вспоминать про нее станете, только когда на этикетке колготок увидите.
На многолюдье вы с идеями ордена проиграете, молодая поросль жриц не будет разделять древние заветы. Вас уберут как выживших из ума старух.
– Таня, ведь это правда, – потрясенно сказала Лесовичка.
– Не каркай, дура старая.
– От дуры слышу.
– Девочки, не перебивайте. Потом доругаетесь. – Я подождал, пока подруги-соперницы угомонятся, и продолжил: – Дав сейчас новые производительные силы нашим капиталистам-феодалам, мы как дрожжей в толчок кинем. Не успеете глазом моргнуть, попрут толпы жрать и землю вытаптывать.
– А чем плохо? – не поняла Преподобная. – Так ты против людей?
– Большой Голод – знакомое явление? – поинтересовался я.
– Да Земля при разумном использовании десятки миллиардов прокормит, – серьезно сказала Преподобная. – А особенно если твои штучки технические использовать, то и больше.
– А вот не дам, – разозлился я – Зачем вся эта биомасса? Почему обязательно жить друг у друга на голове? А как быть потом, когда по живому резать придется? Представь все эти десятки миллиардов, мучительно погибающие от голода или мора. Лучше сейчас не допустить.
– Больше людей, больше разнообразия, больше чувства и мысли, вариантов и возможностей. Больше страсти и жизни. Даже если за это придется заплатить страданиями и смертью. Как жаль, что ты этого понять не хочешь, – горько сказала Преподобная. – Уперся в старое рогами и стоишь, как баран.
– У нас разные понятия относительно полезности избыточного населения. Закат ордена Великой Матери, как я понимаю, не пугает.
– Все должно меняться в новых условиях. Изменимся и мы. Это ведь вызов жизни.
– Есть и другое.
– К примеру? – поинтересовалась Преподобная.
– Никто уже не будет жить по триста лет.
– Плевать на всех, – ответила Преподобная.
– О, маски сброшены, – с усмешкой ответил я. – Что наверху, то и внизу. А не боишься, что перестанет работать мантра бессмертия? И родиться тебе вновь придется в трущобах нижних уровней планетного мегаполиса где-нибудь в Бангкоке или Монровии.
– Ничего не хочу слушать, – выкрикнула Преподобная, опрометью кидаясь вон из камеры. – Хватит заплетать меня лживыми словами. Ты все врешь, старый козел!
– Ну вот, – заметил я, – ничуть наша Таня не изменилась.
За дверью постепенно стих гул голосов и лязг кованых сапог амазонок конвоя.
– Похоже, про тебя забыли, – сказал я Лесовичке. – Беги, пока наша бешеная подруга не опомнилась.
– Хорошо, Ваня, – сказала ведьма. – Не обращай на нее внимания. Знаешь ведь – поорет и согласится.
– Хотелось бы. А то ведь на кол посадить могут. Ганя не признала. Преподобная рвет и мечет. Ты сейчас мало чем поможешь, раз в мешке тебя сюда притащили.
