Люди стали прыгать с подвод на землю. Заметались, издавая пронзительное, смертное ржание лошади, рвя упряжь и ломая оглобли.
Молодой боярин Дуболомов, тот самый красавчик Роман, вскинул свой АК и ударил из подствольника гранатой. Эти, в общем-то, правильные действия привели к тому, что его жеребец встал на дыбы и скинул всадника.
Небольшой отряд амазонок попытался атаковать, но охваченные ужасом кони отказались пойти на страшных тварей.
Как я понял, вся эта паника не была напрямую связана с реденьким, неприцельным обстрелом. Тут было что-то другое.
Я спрыгнул на землю. Отец лежал под телегой, вставляя трясущимися руками магазин в свой автомат. По его лицу текли слезы.
– Бесполезно, все бесполезно, – повторял он. – Лучше самому, чем эти замучают.
Он наконец вставил рожок в оружие, передернул затвор и повернул ствол к себе.
– Что ты делаешь? – закричал я.
– Бесполезно, все бесполезно, – как заклинание, снова повторил он. – Сынок, беги. Ты, может быть, спасешься. Может, они не станут тебя убивать. Я знаю, у них дети живут подолгу. У детей отнимают жизнь понемногу.
– Да что ты такое говоришь? – я подполз ближе, заглянул в глаза отца.
Меня поразил его чужой, остекленевший взгляд. Я дернул «калаш» к себе.
– Не отдам, – взвизгнул отец, – мое. Стрельну, пацан!
– Меня?! – с ожесточением крикнул я. – Стреляй, мудила хренов!
Отец осекся, в глазах появилось осмысленное выражение.
– Беги к лесу, сынок. Возьми брезент, полей водой, накройся… Проскочишь огонь. Главное – не бояться и не упасть.
– А ты? – спросил я.
– Я прикрою, – как-то глухо и обреченно ответил он. – Не думай обо мне, спасайся.
– А что с другими? – крикнул я. – Чего все с ума посходили?
– Это не простые вампиры. Это старые. Они морок наводят. Всех хотят живьем взять… Беги!
Я кивнул и побежал, но не туда, куда показывал мне папа.
Подхватив котомку с «дымовухами», я помчался сквозь ад беснующихся лошадей и сумасшедших двуногих, к передовой линии обороны.
– Эй, кто-нибудь! – в отчаянии кричал я, пробираясь сквозь хаос, толкая возниц и гвардейцев, офицеров и амазонок.
Мне показалось, что я пытался заставить что-то предпринять даже самого князя, но мое состояние – а на меня тоже стало действовать всеобщее помешательство – и испачканное грязью и блевотой лицо этого человека не позволили мне с уверенностью утверждать, что это был именно он.
В одном из импровизированных окопчиков – неглубокой ямке за крупом нашпигованного пулями жеребца я нашел плачущую Ганю, которая отчаянно кричала:
– Рома, спаси меня! Я ей что-то мимоходом ответил. Кажется, это было: «Сейчас, моя хорошая».
Почему-то внутри не было страха. Вернее, он был, смешанный с восторгом и яростью. Он пьянил, как медовуха, как заряженная князевыми «светлячками» вода.
Не успев удивиться своей наглости, я перемахнул через труп лошади и оказался на самом краю дороги, где в кювете праздновало вселенскую скорбь владимирское воинство.
Мне повезло наткнуться на ручной пулемет. Его хозяин лежал неподвижно, и по блаженной улыбке было ясно, что он отбоялся. Пуля попала ему в грудь и, изменив направление полета, вышла через левый бок, вырвав кусок плоти. Это меня не испугало. На мгновение показалось, что РПК сломан, однако внутренний голос, который вновь овладел мной, подсказал, что стоять на сошках и быть повернутым рукояткой затвора кверху для этого пулемета – нормально.
Я передвинул оружие от трупа, взвел и стал стрелять. Выстрелов я не услышал. Лишь лязг передергиваемого давлением газов затвора. Фигуры в сотне метров впереди не падали, хотя я готов был поклясться, что попадаю в их зеркальные балахоны. Внезапно щелкнул вхолостую курок, и пулемет смолк. «Патроны», – промелькнуло в голове. В подсумке убитого пулеметчика нашлась пара пузатых, до отказа наполненных магазинов.
Одного взгляда было достаточно, чтобы понять – пули с бронебойными головками. «Может быть, бронебойные их возьмут?» – пронеслось в голове. «Трассер и молибденовая болванка, – согласился чужой голос во мне. – Поставь на одиночный».
Я понял, что должен был сделать.
Первый выстрел угодил вампиру в голову. Я готов был поклясться, что пуля пролетела сквозь шлем ночного кровососа, не изменив направления и не причинив немертвому никакого вреда.
Я немного изменил прицел, и вторая пуля прошла через грудь кровососа.
«Хана…» – подумал я.
«Стреляй!» – рявкнул внутренний голос.
Траектория третьего заряда пронзила живот существа.
«Ниже», – уже несколько озадаченно произнес голос во мне.
Четвертый выстрел угодил туда, где у нормального мужика уже есть волосы, но еще нет срама.
Дикий вой, чудовищный, закладывающий уши, полный ужаса и смертной тоски пронесся над полем, заглушая треск пожара, стрельбу, стенания обезумевших людей и ржание лошадей.
Я не раздумывая сделал пять выстрелов подряд по тем, кто шел впереди блестящей шеренги и пять раз попал.
Разглядывать, как корчатся и умирают исконные враги рода человеческого, у меня не было времени. По моей позиции дружно ударили десятки автоматов. Я сполз в канаву и отполз на несколько метров правее.
Понимая, что враги слишком близко и одному мне не отбиться, я схватил за шиворот ближайшего дружинника, встряхнул его:
– Мужик, они дохнут.
– Мы все умрем. Они ведь такие же люди, как мы, живут только дольше, знают больше.
– Ну и что? Пусть придут и сожрут?!
– Да, это наша судьба – питать их, носителей древнего знания, – говорилось это обреченно, покорно, без интонаций.
«Гипноз, – догадался я. – Но клин вышибают клином».
– Может, ты хочешь, чтобы они тебя в жопу трахнули?! А давай лучше я! Порты снимай, дядя.
Моя рука потянулась к его ремню. На мгновение в глазах человека мелькнуло выражение слезливой покорности: дескать, делай что хочешь.
Но тут я узнал его, а он узнал меня. Это был не кто иной, как лейтенант дворцовой стражи Кротов, к которому отец отправлял меня с запиской в ночь накануне выступления.
В мутных глазах дружинника стал разгораться огонь ненависти. Казалось, он сейчас разорвет меня на части или сделает со мной то же самое, что я предложил ему.
Я выпрыгнул из канавы, подхватив вдруг оказавшимся таким тяжелым РПК.
Ругаясь последними словами, грузный, огромный, страшный мужик двинулся на меня, поднимая автомат.
Я изловчился, ударил ногой по стволу, и пули лейтенанта ушли в землю. Ориентируясь скорее на чутье, на мышечную память, я несколько раз быстро выстрелил по нападающим. Пара жутких предсмертных воплей ответила моему пулемету.
