– А за что они меня? – в запальчивости возразил я. – Вещь мою украли, драться полезли все на одного. А я еще и виноват.
– Не вещь, Данилка, а боевой пистолет системы Макарова с патронами, который тебе как кадету иметь пока не положено.
– А им что, уже можно? Офицерами заделались?!
Инвалид промолчал.
– А что они всей гурьбой на меня драться полезли? Тут уж любой озвереет.
– Ты двум робятенкам головы табуреткой пробил. Слава богу, не насмерть. На кой черт ты на младшего Дуболомова, Кольку, порчу напустил?
– Да ничего я такого не делал! – возмущенно крикнул я. – Просто сказал: «Дуболомов – пащенок, сиделец Кащенок, будешь ссаться и тени бояться». Ну не заколдовывал я его, не заколдовывал! Нечего было пистолет красть. Я ведь знаю, это он.
– Ребенок теперь под себя ходит, стоит половице скрипнуть. А тень увидит – криком исходит. Ладно, хорош базарить. Тут к тебе брательник пришел.
За полкопейки охранник выпустил меня из холодного карцера в караулку, где восхитительно-жарко горела печка, а в окнах были целы подслеповатые, давно не мытые стекла. Сам же караульный, зная, что мимо него все равно никак не пройдешь, расположился за дверью.
– Здорово, братишка! – поприветствовал я Сергея с удовольствием опускаясь на табурет. – С чем пожаловал?
– Здравствуй, Данилка, – ответил брат, размазывая слезы и кидаясь обниматься.
– Ну, что такое, что за бабство, – недовольно сказал я, отодвигая мальчика. После стужи арестантской особенно приятны было тепло и запахи супа и чеснока, которыми тут баловался инвалид. Родными казались даже серые, насквозь пропитанные копотью стены и рассохшиеся, скрипучие, ободранные сапожными подковами половицы.
– Не увидимся мы больше никогда. Верка меня и бабулечку в деревню отправляет, в Судогду, чтобы волки нас там съели.
Сережка опять залился слезами.
– А чего, в новом доме уже тесно?
– Скоро будет, – губы Сережки опять задергались. – А нас с бабулечкой…
– Не томи, рассказывай, как дело было.
– Ну… это… ссориться они начали. Сначала Верка приветливая была да обходительная, а потом слово за слово скандалы начались.
– Из-за чего?
– Верка скотницу наняла, кухарку, домработницу, – сказал брат, старательно изображая ужас на лице. – Самой ручки пачкать лень. Представляешь, какие деньжищи на ветер выкидывает. Бабушка все думала, что, может, недопонимает молодуха чего, но все без толку. На все один ответ: «Отдыхайте, не мешайте, не лезьте, я сама». Вот мы и собрались…
– Что, прямо так сразу, в один день? – с подвохом поинтересовался я.
– Нет, конечно, – Сергей не понял иронии. – Бабулечка давно предупреждала. А вот на днях опять разговор зашел, так ведьма и говорит в ответ: «В Судогду? Скатертью дорога», типа катись колбаской. В один час вещи ее собрали, возницу нашли…
– А ты как же в ссылку попал?
– Кому я здесь нужен, кроме бабулечки? – не по-детски серьезно и рассудительно ответил младший брат.
Дверь распахнулась. Вошла тетя Вера. Она была одета в роскошную шубу из чернобурки с капюшоном. Светлые волосы были уложены как у замужней, однако не покрыты платком.
Бывшая амазонка похорошела. Было видно, что теперь она может уделять гораздо больше времени своей внешности, не изнуряя себя пробежками на полосе препятствий и тренировочными марш-бросками на двадцать километров в полной выкладке. Казалось, она принесла с собой свежесть морозного, солнечного дня.
– Здравствуй, Данилка, – сказала она. – Живой, вояка?
– Что со мной сделается? – ответил я.
– Не болит? – поинтересовалась тетя Вера, прикладывая ладонь к фингалу у меня под глазом.
– Им поболе досталось, – буркнул я.
– Сережа, иди в сани, да скажи Федору, чтобы подождал, подвезете меня по дороге.
– Хорошо, мама, – с ненавистью выдавил Сергей.
– Поговорить хочешь, тетя Вера? – поинтересовался я.
– Да, Данилушка, – ответила она, когда дверь за братцем захлопнулась. – Скажи, ты почему меня тетей называешь?
– Ты только об этом хотела спросить? – поинтересовался я.
– Нет, конечно. Это так, к слову. И все же, почему?
– Я к тебе неплохо отношусь, как и ты ко мне, делить нам нечего. Для моей мамы ты молода слишком. Да и мать у человека единственная бывает, а моя давно умерла. Ты солдат и я солдат, нам даже вместе воевать пришлось. Я бы тебя просто Верой звал, но не знаю, как ты на это отреагируешь.
– Нормально отнесусь, Данилка, – засмеялась тетя Вера. – Ты по крайней мере не шипишь, обращаясь ко мне, не то что твой брат.
– Это не он шипит, это бабка Манька. С ее голоса малец поет.
– И чего старухе не хватало? – вздохнула тетя Вера. – В новом доме по большой комнате ей и Сергею выделили… Так нет, полезла жизни учить.
– А это ее свойство, – усмехнулся я. – Испортил жизнь себе, испорть ближнему.
– Даниил, – тетя Вера положила мне на руку свою ладонь. – Данилушка… Очень я тебя прошу…
– О чем, Вера?
– Твоему папе весной князь обещал потомственное дворянство, ты уж посиди смирно, не петушись.
– Не я начал, – сердито бросил я.
– Не дело, когда у ребенка есть то, чего нет у других. Это зависть вызывает. Не дело табуреткой по головам лупешить. Не дело порчу напускать, – тетя Вера улыбнулась, – и на кого, на младшего сына воеводы, боярина Дуболомова.
– Да не… – Я замялся. – Оно само так вышло.
– Вышло, – мачеха вздохнула. – Тебе вчера в окно камень кинули, а могли и гранату. Боярин – человек серьезный. Сними. Сними, пожалуйста. – Бабка Лесовичка не справилась.
– Ты только не гордись особо, тут гордиться нечем. Ведь подкараулят кучей, и колами убьют. Всех не заколдуешь.
– Это правда, – после некоторого раздумья согласился я. – Ну ведь не заколдовывал я его. Малый он суеверный, думает, что я «слово» знаю. Они ведь все, перед тем как в упыря стрелять, кричат «повыше сраму, пониже пупка» и думают, что это и есть заклинание. А вот черт его знает, сам себя сын боярский сглазил со страху, а мне отдувайся. Пистолет пусть вернет…
Тетя Вера странно посмотрела на меня, залезла в сумочку. Вытащила сверток, аккуратно развернула:
– Вот она, твоя пукалка.
Я приблизился, разглядывая оружие. Сверил по памяти номер.
– Неужто сам отдал? – поинтересовался я.
– Да, – ответила тетя Вера.
– Тебе? – удивился я.
– У меня во взводе была девочка, Маша Егорова, так она сестры воеводы родная дочь. Она со мной встретилась… Ну в самом деле, не пускать же по дворам красного петуха или гранаты в окошко закидывать, если можно решить вопрос тихо, по-семейному.
