– Не советую, – зловеще сказал я, делая условленный знак.
Отчетливо лязгнули затворы.
– Да вы что? – с негодованием воскликнула девушка. – Я амазонка!
– Бирку на проход давай… И без резких движений, – приказал я.
– У меня правда нет… – растерялась она.
– Лицо покажи.
– Не имеете права, – запальчиво возразила она.
– Авдюхин, давай к «кошкам», – крикнул я. – Веди бабский патруль. А мы тут пока ее подержим.
– Не надо, – сказала она совсем другим голосом, откидывая платок. – Так лучше?
Я сразу узнал эти зеленые глаза и темно-рыжие волосы. Княжна гневно взглянула на меня.
– Простите, ваше высочество, – сказал я, убирая пистолет. – Ваш отец особо инструктировал нашего командира, чтобы мы обращали внимание на посторонних.
– Ничего, – меняя гнев на милость, ответила она. – Благодарю за службу.
– Пропустить! – крикнул я, пряча досаду.
– Тебя ведь Даниилом звать?
– Так точно, – ответил я.
– Зачем так официально, не на параде, – заметила княжна. – Я тебя очень прошу, Данилка, не говори никому. У женщин могут быть свои маленькие секреты.
– Хорошо, – согласился я.
– Спасибо, – сказала она и, приблизясь, поцеловала меня в щеку.
Ребята были довольны развлекушкой. Они долго и нецензурно выражали свой восторг, подкалывая меня по поводу того, что я, их командир, так растерялся. Я чувствовал себя оплеванным.
Оттого я решил проследить, какие могут быть у княжны секреты. Назавтра я надел гражданскую одежду и увязался за девушкой.
Был базарный день. По улицам сновал пришлый народ, так что на меня никто не обращал внимания.
Даже толстые городские стражники, успевшие принять мзду горячительным и продуктами от «подозрительных» и пришедшие в состояние расслабленной созерцательности, не реагировали на меня. Идти пришлось недолго. За рыночной площадью начинались боярские подворья.
Девушка нырнула в неприметную калиточку. Успев сообразить, что это усадьба Гаврилы Никитича, я подскочил к забору, зацепился, подтянулся и увидел, как Рогнеда вошла в один из боярских амбаров.
Испытывая восторг и ужас оттого, что делаю, я пробежал вдоль ограды, влез на забор, а оттуда перебрался на амбарную крышу. Через чердачное окно забрался внутрь. Там штабелями были сложены мешки с хозяйским добром. Мешки заботливо прикрывала рогожа.
В дальнем углу молодой боярин выгородил себе уголок, где весело проводил время с приходящими к нему девками. От мысли о том, что княжеская дочь бегала как конченая блядь трахаться в сарае с родовитым обезьяном, меня затрясло.
Вспомнилась та ночь, когда она пела для меня, призывно глядя своими колдовскими глазами. Я хотел аккуратно удалиться, но решил увидеть позор своей богини, чтобы больше никогда не грезить о рыжеволосой девчонке.
Роман неплохо отделал свое любовное гнездышко. В нем была дырявая крыша, зато внизу стояла роскошно застеленная кровать, а стены были обиты розовой кисеей.
Отапливалось помещение открытым огнем, посредством немыслимой комбинации буржуйки и камина. За нее воевода сказал бы отпрыску отдельное спасибо.
Я припал к щели, наблюдая за развитием событий. Молодой боярин жадно целовал Ганю, расстегивая пуговки на платье. Она с удовольствием принимала его ласки, изгибаясь под сильными руками мужчины.
Ее плечи, руки и грудь освободились от одежды. Впервые я видел женщину голой, да еще и такую красивую. Разглядывал точеное тело наследницы, тугую грудь с торчащими сосками, нежную матовую кожу, которая словно светилась в полумраке.
Я был захвачен странной смесью возбуждения и боли. Мне хотелось увидеть, как боярин насадит ее на свой отросток, и девушка начнет стонать и биться под ним. Одновременно хотелось порубить обоих в мелкий винегрет, а еще лучше убивать их долго и медленно на глазах друг друга.
Роман почти уложил ее, но тут Рогнеда вывернулась, поднялась, подошла к столику с едой и, задыхаясь, сделала несколько жадных глотков из кубка.
– Рома, милый. Не дразни меня, пожалуйста, – едва переводя дух, сказала она. – Сегодня нельзя.
– Отчего нельзя, киса моя? – с капризными нотками в голосе протянул Роман.
Средний сын воеводы окончательно заматерел, раздался в плечах, налился тугими мускулами, оброс густой рыжей бородой. Я и не мог себе представить, что он может так сюсюкать и канючить.
– Ну, Ромочка, нельзя вот, – приняла игру девушка.
Она подошла к нему, обняла. Парень с удовольствием потыкался лицом в ее титьки и снова сделал попытку завалить ее.
Рогнеда отодрала от себя его руки и губы. Было видно, что ей этого не очень хочется, но необходимость превозмогала желание.
– Ромик, сегодня день залетный, – мягко обьяснила она.
– Ну и что? – удивился Роман.
– Как что?! – вспыхнула девушка. – Тебе легко. Сунул, вынул и бежать, ну а мне потом рожать.
– Тяжела станешь, не беда, – глупо улыбаясь, сказал боярский сын. – Женюсь, ей-богу. Мы такую свадьбу справим, весь Владимир завидовать будет.
– А что потом? – спросила девушка.
– Жить будем, поживать, добра наживать. Детишки у нас рождаться каждый год будут. Девчонки – красавицы, пацаны – богатыри. Дуболомовской породы.
– И все?
– Что другого надо женщине? – удивился Роман. – Дом, мужик крепкий под боком, детишки. Я Суздаль завоюю и Тамбов. Смутьянов в бараний рог загну. Будет наше княжество большим и крепким.
– А любить ты меня будешь? – как-то странно спросила Рогнеда. – Когда я стану толстая и рыхлая, как перемороженная груша.
– Конечно, сладкая моя, – не задумываясь, выпалил Роман.
– И ты князем, наверное, хочешь быть? Законы писать, судить, решать, кого казнить, кого миловать. Войны объявлять, союзы заключать.
– Как князю без этого? – удивился Роман. – Буду.
– А я? – спросила девушка. – Меня ведь с детства к этому готовили. Я математику учила, экономику и право.
– Тебе ведь недосуг будет, – удивился Роман. – Детишек носить, смотреть за ними – труд великий. Да и не женское это дело – государством править.
Боярин подошел к девушке, крепко прижал к себе и страстно поцеловал в губы. Но Рогнеда не ответила ему.
– Скучно это, Рома, – грустно сказала амазонка. – Скучно и мелко. Преподобная знала, что ты в эту сторону поведешь. Только я не верила ей. А она права была. Даже как ты это скажешь, слово в слово повторила.
– Ты посторонним о нас рассказывала? – поразился Роман.
– Да и не жалею. А то бы ошиблась непоправимо. Извини, Роман, я пойду.
