Книга Джихангир-Император. Прошедшее продолженное время, страница 59. Автор книги Александр Петров

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Джихангир-Император. Прошедшее продолженное время»

Cтраница 59

Девушка стала быстро и решительно одеваться. Боярин метался вокруг, пытаясь хватать ее за грудь и зад.

– Ну что я такого сказал? – в отчаянии спрашивал он. – Что не так?

Амазонка била его по рукам и шипела что-то злобное. По ее щекам катились слезы.

– Прощай, – сказала она, выходя.

– Ты, сука! – крикнул боярский отпрыск, высовываясь из двери своего закутка. – За князя Григория все равно не выйдешь. Оне, суздальские, нецелых замуж не берут. А через пару лет тебя и Данька-дурачок, сын писарчука поротого, в жены не возьмет.

– Ты думал через постель в князья пробиться? – в запале крикнула Рогнеда. – Не мужик ты, а баба с хуем. Правильно тебя гнилым зовут.

– Ах ты дрянь!

Роман подскочил к княжне и влепил затрещину. Девушка ответила ему прямым в челюсть. Но как не была ловка амазонка, она не устояла против разъяренной волосатой обезьяны. Боярин повалил Рогнеду на пол и стал рвать на ней платье.

Понимая, что мне сейчас будет очень плохо, я все же спрыгнул вниз.

– Не тронь ее, гнида! – крикнул я и, подхватив жердь побольше, с размаху обрушил ее на боярина.

Удар дрына переломил бы хребет нормальному человеку, но заведенному неандертальцу он не причинил никакого вреда. Жердь разлетелась, налетев на мускулистую спину Романа. Боярин поднялся с княжны и пошел на меня, скаля зубы и сжимая кулаки.

Мне никогда не было так страшно, как тогда, когда голый мужик с огромным стоячим елдаком двигался ко мне, чтобы втоптать в пол.

– Я тебе очко порву, блаженный, – рычал Роман.

Когда он подошел, я рубанул его обломком жерди по голове. Поднятая противником рука немного смягчила удар. И в тот же миг кулак боярина врезался мне в ухо. Я полетел на землю и с размаху приложился головой о столб.


Перед глазами вспыхнул яркий сполох, который плавно перешел в глубокий синий цвет неба, видимого через разорванный и обгорелый брезент тента.

В небе, оставляя белую полосу инверсионного следа, двигалась почти неразличимая черточка самолета. Мне казалось, что ничего не может быть лучше, чем плыть по небу домой, глядя на красно-оранжевое закатное солнце по левому борту.

Потеря крови и промедол приглушили ощущения внешнего мира. Меня не беспокоили боль и прыжки КамАЗа на ухабах. Когда из головы ушли звуки взрывов, чужая гортанная речь и звонкие очереди моего ПКМ, там не осталось ничего, кроме покоя и высокой синевы.

Я продолжал видеть это небо и на больничном потолке, не реагируя на попытки медиков вывести меня из забытья. Вдруг в этом глубоком покое возник голос. Он настойчиво повторял: «Эй, не смей умирать, парень».

Этот голос звучал сразу в двух пластах реальности. В том, где я был сыном архивариуса, эти слова шептала княжеская дочь, выволакивая меня из боярской усадьбы. В другом говорившая и имени человеческого не имела, только странную кличку типа «поджигалка».

Я пытался увидеть лицо девушки из иного времени, но не мог. Потом наступило забытье.

Я очнулся в казарме. Ребята укладывали меня в кровать. Мамонт, осторожно тормоша за плечо, спрашивал:

– Кто тебя так, Данька?

– Дуболомов, – с трудом ответил я.

Но это прозвучало совсем не так, как я хотел.

– Какое «дубло»? – удивился Мамонтов.

– Роман.

– Дуболомов?! Блядь, пидар гнойный! Дубло раздолбленное! Узнает он, как с нами связываться! – крикнул он, вскакивая.

Когда я очнулся в следующий раз, то оказался в палате дворцового госпиталя. У кровати сидел Аркашка Мамонтов. Левый глаз кадета заплыл и слезно посверкивал из обширного фиолетового бланша.

– Очнулся? – спросил он. И удивленно-обескураженно добавил: – Силен, бродяга. Я думал, Роман тебя побил. А ты ебальник Дубло так раскокал, что любо-дорого посмотреть.

– Я его дрыном, – ответил я. Голос мой был слаб, но язык не заплетался как у пьяного. – А кто тебя?

– Боярин дворовым свистнул… – Аркадий непроизвольно дотронулся до фингала. – Дорого ему это обойдется.

– Аркаш, вы это… Не вмешивайтесь. Это наше с ним дело.

Дверь распахнулась. Вошел караул амазонок в черной форме с масками на лицах. Воительницы сопровождали высокую, прямую как палка, женщину, закутанную в черный балахон».


Эндфилд досадливо покачал головой и принялся перематывать текст. Связь Ники с джиханом была глубокой, давней и весьма своеобразной.

Читать про высокомерные угрозы главной жрицы и сочувственные обьяснения мачехи Энфилду было неприятно.

Относительно того, зачем молодых амазонок вязали с эталонными самцами, он знал досконально. Горячие, сбивчивые вопросы мальчика царапали взведенные нервы Джека. Управительница, наверное, знала, как умел терять лицо его прототип. Оттого и в теперешней жизни играла с ним, Джеком, в эти игры. Но он все же продолжил чтение.


«…Сосны качались из стороны в сторону. Крепкий весенний ветер налегал на деревья, словно пробуя их на прочность. Я шел по лесной тропинке, проваливаясь в мокрый снег, стараясь не цепляться за кочки и корни. Мир при каждом резком движении головы начинал вращаться, заставляя желудок подкатывать под самое горло, сказывались последствия сотрясения мозга. Мне не следовало срываться с больничной койки, испытывая судьбу в темном лесу. Но боль и обида требовали действия.

Бабка-колдунья, которую прозвали Лесовичкой, жила к востоку от владимирских посадов. Лесная ведьма была совсем не проста. Дорожка к ее дому была известна всем, но далеко не каждый мог попасть туда.

Бывало, полицейский исправник и стражники, посланные заковать в железо бабку, неделями блуждали в трех соснах, прежде чем выходили к жилью. Иные люди словно растворялись в чаще. Говорили, что ведьма напускала морок на тех, кого не хотела видеть, и незадачливые просители безмысленно брели до Юрьевских топей и находили смерть в вонючей трясине.

«Помоги, помоги, помоги», – повторял я, поминутно проверяя кошель, в котором были все мои сбережения. Я знал, что Лесовичка дорого берет за свои услуги и, если согласится принять деньги, то мне повезло. Были во Владимире люди, которым за исполнение своего желания пришлось отдать способность радоваться и любить, а то и красоту или молодость.

Заклиная колдунью помочь, я настойчиво пробирался сквозь чащу. Буря становилась все сильней, с деревьев падали ветки. Но мне было все равно. Шторм внутри меня мог поспорить с самой яростной непогодой в лесу.

Как только я подумал, что обязательно дойду, даже если мне придется ползти на карачках, ветер стал стихать и прекратился совсем. Повисла звенящая тишина, которая была страшней любой бури.

Вскоре показался частокол с насаженными на острия конскими и коровьими черепами. За изгородью виднелась серая соломенная крыша. Из замшелой трубы лениво поднимался дымок.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация