Был праздник, и Бальрих, выйдя побродить, увидел адвоката Бука, который прохаживался по луговине.
- Гуляете? - спросил толстяк. - Хорошо бы вам пройтись на виллу "Вершина", а мне в такое утро покинуть ее.
- Я не пойду туда, - проронил Бальрих.
- Не хотите? Она кажется вам слишком ослепительной, от нее веет слишком большой беспечностью и счастьем? Или это чересчур обманчивое счастье? А что мы были бы за люди, если бы не чувствовали стыда в такое воскресное утро?
- Настанет время, когда нам всем в такое утро уже нечего будет стыдиться, - сказал Бальрих.
- Весенний день и вилла "Вершина", - продолжал адвокат и пристальным, долгим взором посмотрел Бальриху в лицо, - может быть, они и в самом деле созданы для вас...
Пройдя между домов рабочих, они вышли на пустырь.
- Итак, весь ваш годами накопленный запас умственных сил вы решили использовать сразу. Вы - богатырь!
- Все это слова, - ответил Бальрих. - Я переутомлен.
- Вижу, - тут же согласился Бук.
- Но это только ваша вина, - снова продолжал рабочий, - вы лишили нас образования, чтобы мы оставались рабами. Придет время, когда работники физического труда - все люди будут уже с детства приобщаться к культуре. Тогда и у фабричного станка и за письменным столом человек будет в несколько часов создавать то, на что сейчас нужны долгие годы.
- Наука будет доступна всем, - подхватил Бук с удовлетворением. - А нынче она только для избранных.
- Как и деньги, - заметил Бальрих.
- Что же, в будущем все будут получать одинаковую оплату? - осторожно осведомился Бук.
Бальрих вспыхнул.
- Едва ли, но каждый получит свою долю прибыли.
- Однако она может оказаться и его долей убытка, - подчеркнул Бук.
Но Бальриха трудно было сбить.
- Нет. Убытки понесет предприятие. Ведь оно будет принадлежать не нам, рабочим, а самому себе.
- Это вы сами придумали? - спросил Бук с необычной для него живостью. И затем добавил: - Принадлежать самому себе... Но кто же будет его олицетворять? Кто окажется его пайщиками?
- Все, кем оно живет.
- Но оно живет и мертвыми.
- Чепуха! - сказал рабочий.
- Оно живет и теми стариками, которые греются там, на солнышке, у стены, - хотя они никогда уже не возьмут в руки инструмент. Ведь они некоторое время поддерживали это предприятие, отдавали ему свою силу. Оно живет и теми, кто еще не родился; не появись они на свет, оно вынуждено было бы прекратить свое существование. Наконец, ваше предприятие живет городом, который поставляет ему людей и пищу для них; высшей школой, чьи изобретения оно осуществляет, даже теми, кто раньше поверили в него и были им обмануты. Вот вам пример: у моего отца были акции, а Геслинг присвоил их.
Бальрих и Бук шли в глубоком раздумье до самого озера в "рабочем" лесу. Когда они остановились и стали глядеть на воду, Бальрих сказал:
- Неужели это так? Тогда этого недостаточно. Только на предприятиях, раскинутых по всей стране, по всей земле, могла бы осуществляться справедливость, только это дало бы нам всеобщий мир! Тогда претворилась бы в жизнь та клятва, которую представители рабочих всех стран недавно дали на Базельском конгрессе{511}. Они заявили, что рабочие уже не бараны, которых гонят на убой, и не покорное орудие в руках поджигателей войны. Неужели это верно? - вопрошал он настойчиво.
- Только тогда, - продолжал Бук, - все будут стоять друг за друга и никто не окажется одинок в борьбе. Ведь мы же в конечном счете все равны.
Они обошли озеро; даже оно казалось чистым и прозрачным в сиянии весеннего утра. Вернувшись на прежнее место, Бальрих сказал:
- Прогулка с вами, доктор, не только поучительна, но это честь для меня...
Бук молча взял его под руку, оперся на него, и они пустились в обратный путь. После глубокого раздумья Бальрих сказал:
- Если буржуазия все это понимает, то какой же преступник Геслинг.
Бук покачал головой:
- Человеку очень трудно признать что-либо противоречащее его интересам.
- Я все же не совсем понимаю вас, - скромно возразил рабочий. - Вы имеет в виду меня? Впрочем, вы можете разуметь и тех господ. Он указал на виллу Клинкорума.
Перед виллой учителя, повернувшись к ним спиной, прохаживался сам хозяин в обществе доктора Гейтейфеля и Циллиха: он оживленно жестикулировал. Бук тотчас выпустил руку Бальриха и пошел вперед. Бальрих остался позади с чувством глубокой горечи, словно его предали. Он остановился и решил было повернуть обратно, как вдруг услышал голос Клинкорума.
- Вот он! - воскликнул учитель. - Подойдите-ка сюда, молодой человек! Мы тут как раз обсуждаем ваше дело. Намерены ли вы продолжать свое восхождение по лестнице, ведущей в храм посвященных, или одним махом низвергнуться в прежнее ничто?
Бук решил, судя по этой напыщенной и загадочной сентенции, что, должно быть, до их прихода произошло тут нечто чрезвычайно важное. Тут Клинкорум умолк, точно не находил слов, чтобы продолжать свою речь, а Гейтейфель только подтвердил подозрения Бука, дав по этому поводу исчерпывающий ответ. Да, произошло, во-первых, то, что постройка еще одного корпуса, который должен был замкнуть полукруг позади виллы учителя, началась, и, во-вторых, Клинкоруму - этой жертве капитала дирекция Гаузенфельда предъявила требование...
- Неслыханное требование! - подхватил Клинкорум.
- Прекратить занятия по гимназическому курсу с одним из фабричных рабочих! - вот что произошло.
- Чего же еще ждать от них? - возмущенно осведомился Гейтейфель, в то время как консисторский советник только свистнул.
Бук не преминул выразить учителю свое сочувствие:
- Как раз на этого ученика вы возлагали свои лучшие надежды.
Клинкорум помедлил с ответом. Однако ему было сейчас не до сантиментов, и он вспылил:
- Ничего подобного! Он очень туго соображает! Своим нелепым зазнайством он только затрудняет учителю его задачу.
- Но именно потому вы сочли это делом чести и хотите быть учителем рабочего, который покажет когда-нибудь, на что способна человеческая воля...
- Но притом я вовсе не хочу лишиться заработка, - добавил Клинкорум.
- Это ваше святое право, - подтвердили Циллих и Гейтейфель.
- Геслинг обесценил мой дом! Мало того, совершая грубейшее насилие над моей личностью, этот деспот еще дерзко посягает на мою профессию, запрещая мне преподавать. Но я буду отомщен. Вы, господа, будьте свидетелями. Я давно уже это предсказывал: мститель не за горами...
- Но его еще не видно... - вздохнули свидетели.
- Нет, еще не видно, - подтвердил Клинкорум, глядя куда-то мимо Бальриха. Потом снова пустился в пророчества: - Настанет день, да, настанет, господа, когда вилла "Вершина" содрогнется от топота народных масс. Они будут угрожать ей своим зачумленным дыханьем, своей местью. Мало того, они сровняют ее с землей.
