Он встретился со взглядом рейхсканцлера, в нем было прямое указание. Терра всем своим видом ответил, что намерен искать решения у его источника; намерен либо подчинить себе случай, либо пасть его жертвой.
Ланна принял это к сведению и с веселым видом отважился помешать высочайшей беседе. Он попросил у его величества милостивого разрешения Представить ему еще нескольких лиц; и хотя столько ртов жадно раскрывалось по-рыбьи, чтобы схватить наживку, столько страждущих лиц тянулось к нему, Ланна вытащил одного Тассе. Его шайка последовала за ним без приглашения.
Его величество далеко не милостиво готовился к встрече с пангерманским союзом в лице его второго председателя, который имел несчастье разлучить его с красавицей Швертмейер. Тассе сразу начал куролесить. Он едва дал Ланна время назвать его имя, считая, что оно и без того известно; затем представил сам:
— Господина генерала фон Гекерота мы взяли себе первым председателем, а вот это, ваше величество, наш коллега Пильниц.
— Не собираетесь ли вы представлять мне и моего обер-адмирала? — оборвал его император. — Господа генералы, добрейший Гекерот, не суйтесь, пожалуйста, в мою политику, она отнюдь вас не касается.
— Ну, да вы, господа, знакомы, — заметил Тассе, после чего император обратился за помощью к Ланна, Ланна в ответ на обиженную мину своего повелителя поднял глаза к небу. Но против Тассе бессильно было даже небо.
Генерал фон Гекерот долго скрежетал, пока его челюсти разжались. Он заявил, что только «поддает пару», но его возражение было явно неубедительным. Опять прилив крови к лицу и скрежет. Тогда Тассе пустился в объяснения, хотя к нему никто не обращался, — «зависть Англии к нашей торговле, соглашение превратит нас в ландскнехтов», — он полностью повторял свою речь о флоте, и удержать его не было возможности.
Император принюхивался; он давно бы повернулся спиной, если бы не запах! Вдруг он резко прервал Тассе:
— А вы видели хоть один корабль? Вы знаете, где бакборт?
Тассе молчал зло и тупо, обер-адмирал тщетно подсказывал ему ответ. Император презрительно рассмеялся, опять втянул носом запах йодоформа, сказал: «Ну, желаю вам поправиться», и с этими словами отошел. Все, кого угнетал Тассе, тоже расхохотались, и заразительнее всех Ланна. За это Тассе наградил его взглядом, говорившим: «Мы еще посчитаемся», после чего рейхсканцлер немедленно оборвал смех.
Тассе воспользовался паузой, пересек дорогу императору и сказал доверительно, только для него и для стоявших вблизи:
— Я, правда, не знаю, где бакборт, но зато я хорошо знаю, что вы, ваше величество, тайком завели шашни с царем
[34].
Оцепенение. Даже император не нашелся что сказать и снова обернулся к рейхсканцлеру. Тот, бледный, как призрак, искал опоры, но под руку ему попался только стакан вина. Значит, шайке была известна секретная переписка! Чего только она не знала! И этого проклятого Тассе Ланна сам представил императору, надеясь, что он потопит себя!
«Плохо твое дело», — мимикой показал ему Тассе, пока император глядел в сторону. Когда он снова повернул голову, Тассе ухмыльнулся и лукаво произнес:
— Ваше величество, что, если об этом услышат англичане? То-то у них глаза рогом полезут.
— Что вы сказали? — Император смеялся, но на этот раз весело. — Как это вы сказали?
— Ну, я сказал, что у них глаза рогом полезут. — Тассе был воплощенное добродушие. Он невозмутимо смотрел, как император смеется, чуть не с завыванием, и как все общество до колик потешается на его счет. Ланна, который не смеялся, познал противника во всем его величии; противник был слишком уверен в своем превосходстве и готов бы даже поступиться его избытком!
Император похлопал Тассе по плечу.
— Вы человек по мне. — И обращаясь к Ланна: — Ну, Леопольд, как же быть? Пожалуй, он может снять с вас бремя ответственности? Тайны ваши он все равно уже разведал.
Ланна ответил весело и с достоинством, что готов нести бремя, пока его величеству не будет угодно освободить его, — меж тем как Тассе, чувствуя на плече высочайшую руку, кичился своим смирением.
Безоблачно настроенный император удостоил кое-кого разговором.
— Ну-с, Бербериц, иудейский согражданин? Швертмейер, вы опять что-то украли? Гаунфест, меня вам не обольстить. — Одновременно с шутками сыпались и милости. — Напомните мне, Флеше, господину Швертмейеру надо дать орден. Или лучше браслет госпоже Швертмейер.
А память какая! Он наизусть прочел молодому Шеллену какую-то газетную статью. Все дивились. Все были под обаянием, дамы очарованы, мужчины ошеломлены. Каждому он прямо смотрел в глаза: попирая мою внутреннюю свободу, — как чувствовал каждый. Но каждый трепеща подавлял в себе это чувство. А вслед ему шептал: «Вот это личность!» И дальше уже другие подвергались воздействию царственного ока, и еще другие могли любоваться гогенцоллернским профилем
[35], линии которого, уходя назад, приближались к полукругу.
— Вот это личность! — сладостный трепет. Император обернулся. — Ну, Гаунфест, тенор, как дела? В следующую поездку на север беру вас с собой, будете воспевать вечернюю звезду.
— Незакатное величие северной звезды, — опустив веки, благоговейно выдохнул Гаунфест.
— И стихи сочиняете, Гаунфест? Конкурируете с Флеше? Но что с вами? — Флеше тоже стыдливо прикрыл глаза. — Вид у вас обоих такой, словно вы только что обручились.
Генерал и ротмистр растроганно молчали, пока император смеялся. Смеялся он благодушна.
— Мы все друзья, связанные одинаковым обетом… — растроганно начал Гаунфест, нежно смягчая голос и взглядом как бы замыкая в один магический круг и друзей и императора. — Во славу возлюбленного нашего повелителя.
— И он тоже? — спросил император, увидев подле Флеше Толлебена.
— Мой кузен, — пояснил генерал-адъютант, — просит у вашего величества милостивой защиты в своих сердечных делах.
Снизу, склонив голову набок, его величество оглядел длинноногого Бисмарка и лукаво прищурил глаза:
— Знаю, мой Леопольд не хочет отдать вам свою дочь. Приму меры. Уломаю Леопольда. — Милостивый жест рукой, затем крутой поворот в сторону Алисы Ланна. — Графиня, у нас общая тайна, настоящий заговор. Вы действительно согласны удовольствоваться Толлебеном? Да, да, мой Флеше его кузен. — Мгновенный взгляд ее умных глаз подтвердил императору, что она разгадана. Тогда он заговорил совсем в открытую: — Если вы поженитесь, у меня будет в вашем лице перестраховка против Леопольда. Потому что и вы, графиня, не преминете вести политику против папаши. На тот случай, когда он выйдет в тираж. Смейтесь, смейтесь, кстати, вы красиво смеетесь. Итак, нынче вечером мы с вами заодно против Леопольда. Он пока слышать об этом не хочет, но ему придется послушаться.
