Его величество насупил брови:
— Что значит гуманнейшим?
— Истинная гуманность, политически рентабельная.
— А я было подумал — ложная.
Император оглянулся, нет ли у кого возражений.
— Вопрос проходит удивительно гладко, — произнес он сквозь зубы. — Никто не протестует. Ну, мы еще с вами потолкуем.
Но у обер-адмирала Фишера все же зародилось сомнение:
— Народ искренне привязан к виселице.
— А мы его отвяжем, — решил император. — Я человек современного склада… Что вы смотрите на меня, Ланна? Разве я не смею быть человеком? Да, я человек, значит и со мной может что-нибудь случиться… Ах, позвольте!
Он испугался — чего? Заглянул еще раз всем в глаза, движения стали как у автомата, затем резко повернулся к Терра:
— Скажите, пожалуйста, значит, казнить никого нельзя, даже убийц? Безразлично, кого бы ни убили? Меня, например?.. Ага! Вот вы и попались. — С угрозой: — Хотели меня провести.
Но Терра отпрянул, словно перед ним разверзлась пышущая пламенем бездна. На лице ужас, нескладные руки умоляюще стиснуты.
— Я был поражен слепотой. Я богом отринутое чудовище! — с невыразимой мукой выдавил он.
— Верно, — сказал император. — Ну, успокойтесь. Хорошо, что я вовремя спохватился. — Обращаясь к окружающим: — Мне сразу показалось странным, как это дело легко налаживается. — Опять к Терра, уже со смехом: — Вот выкинул штуку! — Стоявшие в непосредственной близости засмеялись тоже. — Хотел отменить смертную казнь! Ловкий малый, только глуповат. — Удар по ляжкам, знак, что и стоящие поодаль могут смеяться, а затем сквозь смех: — Отменить смертную казнь! Террористы подумали бы, что я спятил. А если ты мне когда-нибудь дашь пощечину, Флеше? И тогда увильнешь от харакикирики?
Генерал-адъютант успокоил его величество на этот счет, и они вместе продолжали смеяться.
Терра, прикованному к полу, казалось, что он бежит и хохот, как внезапный морской прилив, настигает, опрокидывает его.
Громче всех звучал чей-то визгливый голосок: Толлебен. Он отбросил осторожность и смеялся. Что теперь может значить для него такой противник! Алисы не было видно. «Она даже посмеяться не захотела. Значит, всему конец». Вдруг его взгляд в борьбе за последние остатки человеческого достоинства наткнулся на лицо, серьезное как смерть и потому такое же желанное, как она. Лицо принадлежало Кнаку. Промышленник безмолвно кивнул ему, оба выбрались из толпы. Никто не препятствовал уходу Терра; ему стало ясно: смех царедворцев относился не к нему. Он относился к императору. Императору надлежало видеть их смех, как надлежало слышать из их уст слово: «Гений»! Они смеялись в поте лица своего.
Кнак и Терра, лавируя, протиснулись назад, где было пусто. Ища прикрытия на пустынном паркете, Терра отошел к колоннам у входа в последнюю гостиную. Он уже миновал их, как вдруг что-то заставило его обернуться. Его взгляд встретился с глазами, полными муки прощания, полными тоскующего неутолимого зова. Женщина судорожно сведенными пальцами искала опоры на гладкой стене. Опоры не было; тот, кто прошел мимо, мог ее взять и увести с собой, в эту минуту она убежала бы с ним! Именно в минуту его поражения! Когда он прошел, она зарыдала. Он видел, что она безоружна, далека от всех честолюбивых заблуждений и готова к бегству, что она его собственность — на то время, пока длятся рыдания. Он поспешил дальше.
Тут к нему присоединился Кнак. Кругом ни души, но и это не удовлетворило Кнака, он открыл потайную дверь. Когда они вошли, он оставил ее полуоткрытой, из боязни быть застигнутым врасплох. Выяснилось, что они в будуаре хозяйки дома. Подавляло обилие подушек и ковров.
— Расчет был неверен, — сказал Терра, глядя в землю.
— Тссс… я не стану вас утешать. Высказывайтесь, только потише, — предостерег Кнак.
— Когда-то человеческое общество выбросило меня из своих рядов за непригодностью. Я не погиб, выплыл вновь и предложил ему свои услуги. И предлагал не раз, — сказал Терра, поднимая взгляд, полный отчаяния.
— На сей раз не напрасно. Сейчас вы в этом убедитесь. — С этими словами промышленник протянул ему стакан воды. — Выпейте и садитесь! Вы сделали свое дело!
Терра, опускаясь на подушки:
— Мне совершенно ясно, что со мной покончено, что отныне я всего-навсего побежденная опасность. Если бы меня не убил смех, мне все равно пришлось бы околеть от сознания собственной беспредельной глупости. Я высказал императору то, что думал. Я пал жертвой кощунственной фантазии, будто можно иногда в качестве крайней меры пустить в ход правду. Жизнь мне этого не простит.
— Для вашей ошибки есть оправдание. Даже допустив неправильность расчета, нельзя отрицать, что самое выступление проведено мастерски. — Промышленник жестом отверг всякие возражения. — Я не преувеличиваю — мастерски. У его величества возникают подозрения, но вы отводите удар и вызываете смех. Кто еще способен на это? Подозрение императора могло просто погубить вас. А что делаете вы? Вы добровольно становитесь мишенью для насмешек, вы развлекаете, а ведь это день изо дня наша единственная цель. Блестящий маневр! Теперь отдыхайте!
Терра вместо этого подскочил:
— Вы продолжаете издеваться надо мной, господин тайный советник! Я еще не так низко пал в собственных глазах, чтобы стерпеть позор и поругание именно от того, кому я в своей непростительной наивности помог устроить дела.
— Вот потому-то я и предлагаю вам место юрисконсульта и члена правления моей компании. — Тайный советник сел.
Терра снова опустился на подушки, на этот раз непроизвольно, — у него подкосились ноги. Вот она, настоящая катастрофа! Она была настолько безусловна и непоправима, что он сразу пришел в себя. Преодолев физическую слабость, он выпрямился и сказал хладнокровно:
— Не откажите изложить ваши мотивы.
— Они видны как на ладони. В способностях ваших я имел случай убедиться. Вы сами признали, что содействовали моему успеху. Но кто из нас может сказать, как все сложится в следующий раз. Вы отнюдь не конченный человек. Всякий раз, как общество выбрасывало вас из своей среды за непригодностью, вы считали себя конченным, но выплывали вновь. У меня есть основание бояться, что в один прекрасный день вы снова вынырнете и будете мне угрожать. Вполне вероятно, что вы и тогда невольно только посодействуете моим делам. Но все же я хочу учесть опасность, которую вы собой представляете, и снова предлагаю вам войти в мою Оружейную компанию. Ваши пацифистские взгляды мне не мешают, да и вас они не должны смущать.
Промышленник нерешительно запнулся, но Терра всем своим видом требовал, чтобы он закончил начатую мысль.
— Тем более что вашей основной целью, собственно, и было поступить ко мне на руководящую должность. У человека такого выдающегося ума должно же быть хоть настолько здравого смысла. — Сказав это, Кнак откинулся на подушки. Но ужаснее всего было то, что он совсем не казался победителем; он относился к сделке просто, не переоценивая ее. Плата, которую он предлагал за соучастие, была вполне приличной, для себя же он рассчитывал лишь на скромную выгоду. «Я оказался большим мошенником, чем он, — подумал Терра. — Вот к чему привела моя идейная борьба».
