Центральное место в романе занимает описание событий Варфоломеевской ночи — грандиозной резни гугенотов, начавшейся 24 августа 1572 года в Париже, а затем перекинувшейся на другие города королевства. В соответствии с давней традицией Манн изображает Варфоломеевскую ночь как заранее спланированное, но крайне неумело осуществленное и фактически бесполезное политическое преступление. Это не совсем точно. По-видимому, Варфоломеевская ночь была стихийным восстанием парижан против ненавистных им еретиков-гугенотов,. лишь в последний момент возглавленным Гизами. Подобные «варфоломеевские ночи», только в меньшем масштабе, постоянно устраивались протестантам в католических городах, а католикам — в протестантских. Число жертв таких погромов обычно измерялось десятками. В Варфоломеевскую ночь погибло несколько сот, а возможно, и тысяч человек. Поэтому впечатление от нее было очень сильным. Накануне Варфоломеевской ночи ряды протестантов во Франции стремительно росли, после же нее расширение реформации пошло на спад, и гугеноты, оставив попытки захватить власть в королевстве, создали свое «государство в государстве» на юге Франции. Центром его стало маленькое королевство Наварра, а правителем — будущий король Франции Генрих IV, тогда еще просто Генрих Наваррский.
В ту пору Генрих Наваррский был лишь одним из соперничающих за политическое влияние аристократов. Правда, он был первым принцем крови, то есть ближайшим родственником правящей династии Валуа, и можно было предположить, что, если сыновья Екатерины Медичи умрут, не оставив наследников, он получит права на французский престол. Когда это в действительности произошло и после смерти в 1589 году последнего Валуа — Генриха III — Наваррский король унаследовал французскую корону, он, несомненно, стал в своей политике исходить из интересов монархии, стал стремиться умиротворить свое королевство и подчинить его своей воле, а также повысить его роль в международных делах. В Немалой мере все это ему удалось. Но это произошло уже потом, когда интересы королевской власти сделались его личными интересами. Ранее же, в 70-80-х годах, когда происходит действие романа, Генрих Наваррский мало чем отличался от других аристократов, междоусобицы которых раздирали на части многострадальное королевство, И нет оснований полагать, что он иначе, чем, например, герцог Гиз, относился к религии. По-видимому, образ принца, ощутившего свою избранность и сумевшего поставить высшей целью интересы своих будущих подданных, представляет собой как бы проекцию политики Генриха-короля (тоже несколько идеализированной) на период его продвижения к власти. Не дело историка гадать, «что было бы, если бы», но вполне вероятно, что, выйди победителем из гражданской войны не Генрих Наваррский, а Генрих Г из, именно последний заслужил бы славу доброго короля, проводя политику, диктовавшуюся объективными интересами королевской власти, в то время как герой Манна вошел бы в историю с репутацией более или менее заурядного смутьяна.
Итоговый успех государственного деятеля нередко создает иллюзии и относительно его первых шагов на политическом поприще. Как бы то ни было, портрет Генриха IV в романе Манна заметно приукрашен. Тонко исследуя путь духовных исканий своего героя, создавая по-человечески правдоподобный образ, Манн идеализирует исторического Генриха Наваррского и ту роль, которую он сыграл в религиозных войнах во Франции.
Н. Копосов
