ОБВИНИТЕЛЬ: Как долго продлился звонок?
М. Ф.: Минут пять-шесть.
ОБВИНИТЕЛЬ: И что было потом?
М. Ф.: Следующий звонок был исходящий. Без четверти восемь. Мистер Макензи позвонил и попросил соединить его с… должно быть, с Джорджем Маршем. Это тоже было совершенно обычное дело. Потом мистер Макензи опять позвонил мне и попросил особо отмечать абонентов всех входящих и исходящих звонков в тот вечер. Говорил немного странно, но объяснил, что это нужно мистеру Эллингэму по бизнесу. А потом спросил, откуда поступил тот звонок, и я ему ответила. Обычно в семь часов у меня перерыв на ужин, но в тот вечер я съела сэндвич прямо на рабочем месте, ведь мистер Макензи попросил меня обращать особое внимание, а к линиям господина Эллингэма мы всегда относимся с особым вниманием. Он так много сделал для этих детей. Помню, у меня был сэндвич с сыром и томатной пастой, я едва откусила от него кусочек, и тут поступил звонок.
ОБВИНИТЕЛЬ: Что вы можете сообщить нам по поводу других звонков?
М. Ф.: В журнале я отметила, что в 8 часов 3 минуты из Нью-Йорка поступил звонок на личный телефон миссис Эллингэм. На него никто не ответил. Тогда я не знала, почему, хотя теперь, конечно же, знаю. Звонок был с Манхэттенского узла — я эту линию часто видела. Думаю, это была какая-нибудь ее подруга.
ОБВИНИТЕЛЬ: Впоследствии выяснилось, что миссис Эллингэм действительно звонила ее подруга, миссис Роуз Пибоди.
М. Ф.: Верно, в этом звонке действительно не было ничего нового. Потом поступил еще один звонок, тоже из телефонной будки, что уже показалось мне странным. В 8 часов 47 минут. Из телефона, расположенного у автозаправки на выезде на Вторую дорогу. Вы знаете его? Звонили на линию мистера Макензи. Я опять услышала тот же самый голос, что и во время первого звонка, на сей счет у меня нет ни малейших сомнений. Очень резкий. Я оставалась на линии достаточно долго для того, чтобы услышать, как мистер Макензи снял трубку. В 9 часов 50 минут снова позвонили на линию миссис Эллингэм, с того же нью-йоркского номера, миссис Пибоди. И опять без ответа. В полночь мое дежурство закончилось, и я позвонила мистеру Макензи, чтобы обо всем рассказать и прочесть записанные мной сведения.
ОБВИНИТЕЛЬ: Других звонков не было?
М. Ф.: Нет.
ОБВИНИТЕЛЬ: Ни входящих, ни исходящих, ни даже внутренних, между абонентами Эллингэма?
М. Ф.: Днем линии Эллингэма порой работают с повышенной нагрузкой, но по вечерам, как правило, ситуация спокойнее. К тому же я думаю, что в тот вечер мистер Эллингэм был в городе, так что его телефоны больше молчали. Ничего странного в этом нет.
ОБВИНИТЕЛЬ: А тот голос, что тогда говорил… Вы смогли бы узнать его, если бы услышали опять?
М. Ф.: Я… смогла бы я или нет? Наверное. Он был странный. С ним явно что-то было не так.
ОБВИНИТЕЛЬ: Что-то не так?
М. Ф.: Я не могу это объяснить.
ОБВИНИТЕЛЬ: Но как по-вашему, вы могли бы его узнать?
М. Ф.: Думаю, да.
ОБВИНИТЕЛЬ: Ваша честь, я хотел бы попросить подсудимого, мистера Антона Ворачека, прочесть что-нибудь вслух.
ЗАЩИТНИК: Возражаю, ваша честь.
СУДЬЯ ЛАДСКИ: Я удовлетворяю ходатайство обвинения.
ОБВИНИТЕЛЬ: Мистер Ворачек, вот листок бумаги, я кое-что на нем написал. Мне лишь хотелось бы, чтобы вы прочли этот текст своим обычным голосом.
АНТОН ВОРАЧЕК: Я вам не артист. И в ваши игры играть не буду.
СУДЬЯ ЛАДСКИ: Вы нарушаете порядок, мистер…
АНТОН ВОРАЧЕК: Это не суд, а фарс! Вы все — марионетки капиталистического государства!
СУДЬЯ ЛАДСКИ: Мистер Ворачек! Еще слово — и я прикажу вывести вас из зала заседаний.
ОБВИНИТЕЛЬ: Ваша честь, для моих целей этого достаточно. Мисс Филдс, вы только что слышали голос мистера Ворачека. Это он?
М. Ф.: Э-э-э… знаете, голоса — вещь странная. На линиях вы слышите их великое множество, обращаете внимание на мелкие отличия и думаете, что сможете их различить, но потом они опять сливаются в одно целое. Просто… у меня возникло чувство, что этот человек… не хотел, чтобы его кто-то узнал, что ли… Какая ужасная была ночь! Тогда, конечно же, я ничего еще не знала, мне все стало известно лишь потом. Но… да. Думаю… думаю, да.
ОБВИНИТЕЛЬ: Больше у меня вопросов нет, ваша честь.
Стиви была не настолько глупа, чтобы спросить: «Что все это значит?» — и лишь посмотрела на Фентон, чтобы та подсказала, к чему клонит.
— Телефонистка сообщила, что с 9 часов 30 минут до полуночи звонков больше не было, — сказала доктор, — а из показаний мисс Нельсон следует, что о похищении она узнала утром. В итоге я провела небольшую проверку.
На углу стола лежала кипа желтых линованных блокнотов. Она покопалась в ней и выловила нужный.
— Я уже говорила, что располагаю некоей новой информацией, — сказала Фентон. — Поговорив с очень многими людьми, я получила крайне интересные и важные сведения. Одной из тех, кого я нашла, была Герти ван Куворден. Герти ван Куворден — это…
— Студентка, жившая в коттедже «Минерва», — подсказала Стиви.
— Правильно. Очень богатая и любившая потрепаться о том вечере с каждым, кто выражал готовность ее выслушать. Я побеседовала с ней, записала наш разговор и потом сделала стенограмму. Вот что она мне рассказала: «Ночь была такая ужасная и туманная. Все собрались в общей гостиной. В коттедже «Минерва» мы прекрасно дружили и очень заботились друг о друге. Когда Дотти не вернулась домой, за нее все очень волновались. Она была одной из моих лучших подруг. С ней наверняка что-то случилось, и я без конца говорила мисс Нельсон, нашей старшей воспитательнице, отправить кого-нибудь на ее поиски. Уже собралась было пойти сама, но потом наверху зазвонил телефон, и мисс Нельсон поднялась, чтобы ответить. Это произошло незадолго до десяти, потому что в десять начиналась программа, которую мы все очень любили слушать. Но мисс Нельсон велела нам идти спать, а потом повела себя очень странно».
Фентон оторвалась от блокнота и подняла глаза.
— Ни о каком звонке в районе десяти часов не упоминается, — продолжала Фентон. — Тогда я еще раз прочла то, что в действительности сообщила Марго Филдс. Обвинитель спрашивает ее: «Ни входящих, ни исходящих, ни даже внутренних, между абонентами Эллингэма?». И ведь Марго не отвечает «Совершенно верно». Вместо этого она говорит нечто совсем другое: «Днем линии Эллингэма порой работают с повышенной нагрузкой, но по вечерам, как правило, ситуация спокойнее. К тому же я думаю, что в тот вечер мистер Эллингэм был в городе, так что его телефоны больше молчали. Ничего странного в этом нет». На самом деле это не ответ. И что мы имеем в итоге?
