Рут в карете скорой помощи доставили в больницу в крайне тяжелом состоянии. Наконец кто-то додумался вырвать провода, и автомобильный гудок смолк. Но еще долго всем казалось, будто звук клаксона по-прежнему раздается у них в ушах
[192].
Сообщение о гибели Джексона приняла по телефону горничная Оссорио. Позвонил художник Конрад Марка-Релли, которому пришлось опознавать тело. Прислуга передала новость Альфонсо, который в это время был на концерте. Оссорио попросил своего партнера Теда оставаться на месте, дабы не тревожить остальную компанию, а сам жестом вызвал на террасу Клема и сообщил ему о смерти Поллока
[193]. «У меня в руке был стакан с выпивкой, и я швырнул его в кусты со словами: “Вот же ублюдок, он все-таки это сделал”», — рассказывал потом Клем
[194].
Альфонсо, Клем, Дженни и Марисоль сразу отправились на место происшествия. Там работали разные службы. Среди вспышек огней полицейских авто и машин скорой помощи они нашли Конрада
[195]. Клем увидел торчавшую из-под машины женскую руку и тело Джексона; лоб художника был вмят в череп. «Я не мог на это смотреть», — вспоминал он
[196]. А Альфонсо смог. Он опустился на колени, закрыл глаза Джексона и положил на изуродованное лицо друга развернутый носовой платок
[197].
Предстояло сообщить о случившемся Ли. Эта тяжелая задача досталась Клему. Никто точно не знал, где Ли в тот момент находилась. Вроде бы она должна была быть в Венеции. Так и не сумев найти вдову, Клем в три часа ночи по нью-йоркскому времени позвонил Полу Дженкинсу
[198]. Тот ответил, что Ли у них
[199].
Женщины, собравшиеся в доме Поллоков утром 12 августа, пока Ли добиралась из Франции, сделали все возможное, чтобы ликвидировать следы присутствия Рут. Никто не был уверен, знала ли жена вообще о том, что Рут сюда переехала. Сайл Даунс, Джозефин Литтл и Шарлотта Парк прибрались, застелили свежее постельное белье, сложили и вынесли вещи Рут и Эдит. Они возвратили всё на свои места, чтобы дом выглядел таким, каким его привыкла видеть Ли.
Пэтси Саутгейт вовремя обнаружила несколько деликатных предметов, которые чуть не упустили из виду: пару платьев и противозачаточную диафрагму Рут
[200]. Клем нашел шапочку для купания, принадлежавшую Эдит: «Это было очень печально. Шапочка валялась на полу, девушка ее так и не надела»
[201]. Позвонил Сидни Дженис и попросил кого-нибудь приехать и запереть мастерскую Джексона. Подруга Ли Люсия Уилкокс в приступе отвращения к галеристу, который в столь трагический момент думает о материальном, сказала ему: «Брось, Сидни, никто ничего не украдет. Там же рядом нет арт-дилеров»
[202].
Позже к дому Поллоков, заполненному друзьями и родными, подрулила большая машина Оссорио. Все присутствовавшие были чрезвычайно чем-то заняты — так обычно стараются вести себя люди, пытаясь отогнать боль и тьму. Никто не знал, в каком состоянии прибудет Ли. А она всех удивила.
«Меня поразило ее самообладание, — признавался потом ее племянник Рон Стейн. — Для Ли чем тяжелее кризис, тем она сильнее». Увидев Сайл, Ли подошла к ней, произнесла: «Ничего не говори», — и обняла, словно стараясь утешить ее.
Она, казалось, абсолютно владела собой; мы все сломались и плакали, а она делала изящные заявления о разных мелочах Бруксам и всем, кто еще там был. Помнится, я тогда подумал: «Боже, какая невероятная женщина. Она только что приехала домой, в ее жизни произошли такие ужасные события, а она так потрясающе держится». Да, такова уж была Ли
[203].
В самолете по пути домой Ли сосредоточилась (по крайней мере, на некоторую часть перелета) на предстоящих похоронах. И решила, что с надгробным словом должен выступить Клем. В тот день Гринберг отправился домой, постарался обдумать речь и понял, что не сможет ничего сказать, не упомянув об Эдит Метцгер. «Я решил, что это будет неправильно. Он же убил эту девушку. Меня это возмущало. Я не собирался вставать на его похоронах и делать вид, будто ничего такого не произошло, — рассказывал Клем. — Мне было стыдно и больно за него»
[204].
На следующее утро он заявил Ли: «Если мы будем произносить речь, нам необходимо упомянуть о погибшей». Ли, по его словам, пришла от этих слов в ярость. «К тому времени я уже достаточно знал о том, как он поступил с этой бедной девушкой, — говорит Клем
[205]. — О том, какой ужас она пережила. Он же отлично слышал все ее крики»
[206]. Клем не мог простить Джексона. И предложил Ли выбрать кого-то другого для выступления на похоронах. Но Ли отрезала: «Ты или никто». Клем говорить отказался
[207]. Ли продолжила организовывать похороны. Они должны были состояться днем 15 августа в часовне в Спрингсе. Без поминального слова.
