Офицер вроде бы поверил, однако продолжал колебаться: «Но, месье, я все же обязан взглянуть». И гроб открыли. Одну из больших картин Хелен развернули прямо на пирсе. «Месье! — воскликнул таможенник. — Но это же действительно ужасно! Отвратительно!» И с выражением искреннего сочувствия к несчастному американскому мужу жены-сумасбродки офицер приказал свернуть холст и обратно забить гроб. Его содержимое было заявлено в таможенной декларации как не имеющее абсолютно никакой ценности
[580].
И гроб, набитый полотнами двух самых важных художников Нью-Йорка, подняли на судно, а через десять дней выгрузили на причал на Манхэттене. Уловка полностью сработала, и путешествие домой доставило Бобу и Хелен максимальное удовольствие. Из них и правда получилась отличная команда — и в творчестве, и в любви, и, судя по случаю с гробом, в разных жульнических предприятиях.
* * *
После первого свидания в декабре Боб с Хелен редко разлучались. К собственному немалому удивлению, они обнаружили, что в самом важном у них разногласий нет. Это было странно: они принадлежали к разным поколениям и у них совершенно не совпадали темпераменты — она живая, уверенная в себе и чрезвычайно общительная; он — неуверенный в себе «книжный червь», застенчивый и неловкий во всем, что не предполагает интеллектуального общения
[581]. Однако для обоих основным движущим мотивом в жизни было искусство, и они оба были выходцами из состоятельных привилегированных семей, за что порой их презирали коллеги
[582].
Им не приходилось извиняться друг перед другом ни за любовь к дорогим и красивым вещам, ни за предпочтения в творчестве
[583]. В результате этого брака Хелен избавилась от необходимости объяснять суть своих творческих метаний — Боб их отлично понимал. В сущности, в самом начале отношений именно он нуждался в чьем-то сочувствии и понимании, так как к тому моменту достиг дна.
Предыдущий брак Боба уже года два трещал по швам, для обеспечения семьи ему приходилось преподавать в колледже, что занимало целый день. Часы, которые можно было бы провести в мастерской за мольбертом, выпадали так редко, что их он стал отводить пьянству
[584]. Боб стабильно выдавал поток произведений искусства в течение 17 лет. Это обеспечило ему почетное место в крупных музеях Америки и на выставках по всему миру, однако в истощенном и подавленном состоянии поток превратился в тоненький ручеек. Через два дня после Рождества он официально расстался с женой.
Хелен, которой только что исполнилось 29, стала для него спасательным кругом
[585]. «Она была младше него почти на четырнадцать лет, — писал искусствовед Джек Флэм, — но именно она взяла его под свое крыло». В первые месяцы их отношений Боб писал ночи напролет, а Хелен нередко оставалась спать в его мастерской, чтобы составить ему компанию и удержать от алкоголя
[586]. Новая роль Хелен в жизни Боба состояла в том, чтобы вытащить его из глубин себя самого и вдохновить его собственной энергией — привести в то возвышенное состояние, благодаря которому она любое событие в жизни воспринимала как увлекательное приключение.
При этом подчинение одного из супругов другому было невозможно. Художница Хелен Франкенталер уверенно шла в гору. Ее живопись наглядно отображала гармонию используемой техники и радость от нового подхода к наложению краски на холст: Хелен ее не лила, не наносила кистью и не накладывала пятнами — она делала все это разом. Это было сочетание разных техник, используемых без каких-либо правил и ограничений
[587].
Если картины, написанные Хелен ранее с использованием техники пятен, выглядели простыми, то работы 1957–1958 годов отличались богатством и изобилием. Эти произведения, равно как и экспериментальные картины Хелен предыдущего года, участвовали в выставке в галерее «Танагер» Лео Кастелли и в крупной передвижной выставке, организованной музеем Уитни под названием «Природа в абстракции», на которой также выставлялась Джоан.
В это же время Хелен пригласили принять участие в коллективной выставке в Небраске и в международном фестивале в Японии
[588]. Боб довольно давно не пользовался такой популярностью. Глядя на Хелен, выслушивая ее свежие и полные энтузиазма рассуждения о живописи, он начал потихоньку вспоминать о своем высоком предназначении и избавляться от покрывшей его патины
[589].
На ежегодной персональной выставке Хелен в галерее «Тибор де Надь», прошедшей в январе 1958 года, Боб официально дебютировал в качестве ее бойфренда. Новость об их романе быстро разошлась по телефонным линиям от Манхэттена до Провинстауна и скоро по почте достигла Парижа. «Сенсацией стал величайший роман в нью-йоркском мире искусства, Хелен Франкенталер теперь с Бобом Мазервеллом», — писал художник Норман Блюм Полу Дженкинсу
[590].
Столь же стремительно развивались и отношения Боба с Хелен. 20 марта, через восемь дней после объявления в New York Times об их помолвке, Боб официально оформил развод. 4 апреля Грейс собрала женщин на своем чердаке на Эссекс-стрит — это был девичник Хелен с представлением невесте свадебных подарков
[591]. Вечеринка началась в пять вечера — в самое респектабельное время. Элен, Мими Шапиро, Мэй Табак, Муса Густон, Барбара Гест, Соня Рудикофф, сестры Хелен Глория Росс и Марджори Айсман и другие подруги пили и закусывали среди больших картин в светлой двухэтажной мастерской Грейс
[592].
