Вскоре после ее приезда Маргарет и художница Конни Фокс начали возить Элен на бой быков в Мексику, в Сьюдад-Хуарес — город в шести часах езды к югу от Альбукерке. Уже само по себе путешествие было на редкость экзотическим. Каждый раз компания останавливалась в одном том же очаровательно ветхом мотеле и пила текилу в одном и том же баре
[745]. Этот дорожный ритуал очень нравится Элен, но сильнее ее привлекало и возбуждало то, что она видела потом на арене: цвет, движение, сила. Дюжину поездок в Мексику Элен впитывала все, что видела, делала наброски на бумаге, а затем возвращалась в мастерскую и писала
[746].
Картины этого периода все горизонтальные, они постепенно росли в размерах, увеличившись от пары десятков квадратных сантиметров (как, например, полотно «Хуарес», одно из первых и лучших в серии «Бой быков») до гигантских три на шесть метров
[747]. Изменилась и цветовая гамма. Отказавшись от грязных цветов, которые иногда появлялись даже в ее портретах, Элен теперь использовала яркие и сильные краски, без которых невозможно было передать красочные геральдические оттенки плаща и одежды матадора, режущую глаз синеву неба над золотым песком арены и лоснящуюся черноту шкуры вспотевшего разъяренного зверя.
Мазки на холсте толкались и метались, словно бык, в которого втыкают пики. Они вихрились и вибрировали, как вибрирует слабый человек, матадор, столкнувшийся с горой мышц и элегантными пируэтами уходящий от смертельной опасности. Элен запечатлела все это абстрактными средствами, только намекая на образ человека или животного; не абстрактной в ее работах была страсть, которая их объединяла
[748].
Результат получился ошеломляющий: это были самые потрясающие из всех ее абстрактных произведений. Получилось, что художнице пришлось проехать чуть ли не полстраны, чтобы найти предмет, достаточно большой и мощный для ее вдохновения.
Образ жизни Элен в Нью-Мексико был во всех отношениях намного здоровее, чем в Нью-Йорке. Ее окружала небольшая группа друзей, с которыми ей нравилось общаться, студенты и художники, которым она могла помогать, и скульптор Роберт Маллари, который пригласил ее преподавать и который вскоре стал ее любовником
[749]. Правда, Элен все еще слишком много пила. «Однажды она сильно набралась и практически въехала на машине в собственную гостиную, — вспоминает Маргарет, тоже сидевшая в том автомобиле. — Машина остановилась наполовину во дворе, наполовину в комнате. А Элен только рассмеялась»
[750]. Словом, в Альбукерке Элен отлично проводила время
[751].
К сожалению, эту прекрасную жизнь ограничивали временные рамки, предписанные контрактом. И Элен, как когда-то сделал Билл, покидая Маунтин-колледж, пригласила людей, без которых теперь не могла жить, в Нью-Йорк вместе с ней. Маргарет даже отправилась туда раньше самой Элен. «Она дала мне список людей, с которыми стоило встретиться, — рассказывала потом Маргарет, — а также назвала мужчин, которых следовало избегать, потому что “это были мужчины Элен”»
[752]. Боб Маллари тоже отправился на Восток.
Они с Элен оба состояли в браке с другими людьми, но стали любовниками на долгие годы. В Нью-Йорк отправилась и Конни Фокс. Она обосновалась на Лонг-Айленде и дружила с Элен до конца жизни
[753]. Наслушавшись потрясающих историй Элен, в Нью-Йорк двинулись и студенты: они хотели сами увидеть, было ли правдой хоть что-нибудь из услышанного. И действительность их не разочаровала
[754].
«Вернувшись десять месяцев спустя в Нью-Йорк, я почувствовала себя Рипом ван Винклем
[755], — вспоминала Элен. — В Гринвич-Виллидж обнаружилось множество кафе, которых я раньше не замечала. Открытия выставок и вечеринки никуда не делись, но вот списки гостей разрослись до такой степени, что в мастерских и галереях было не протолкнуться»
[756]. Элен легко вписалась в эту новую жизнь, но заняла несколько иную позицию. Теперь она была не застрельщицей, по шею погруженной в козни и конфронтации, привычные для мира искусства, а скорее всеобщей утешительницей, этакой королевой-матерью. Не зря же один молодой священник, с которым она познакомилась по возвращении, назвал ее «святой покровительницей всей этой социальной арены»
[757].
Преподавание довольно продолжительное время приносило Элен стабильный доход, она получала неплохое содержание от Билла и теперь сорила деньгами
[758]. Услышав, что Джону Кейджу не на что добраться до Лонг-Айленда, Элен, порывшись в сумочке, дала ему три доллара. Через несколько дней, поняв, что проблема более масштабна, отправила ему чек на сотню баксов с сопутствующей запиской: «Дорогой Джон, настоящим делаю тебе заказ на музыкальную пьесу. С любовью, Элен». Джон в ответ посвятил ей (и подарил) замечательный «Концерт для фортепиано с оркестром (1957–1958 гг.)» на шестьдесят три страницы
[759].
