Удивительная живость воображения Грейс помогла ей проигнорировать печальную реальность. В свои 38 она нафантазировала, что станет центром этакого творческого салона, где будут собираться художники, ученые и писатели города, в котором когда-то творил Эдгар По, а сестры Этта и Кларибель Кон собрали знаменитую коллекцию живописи.
Однако по прибытии в Балтимор Грейс сразу поняла, что жестоко ошибалась. В 1960 году этот город был истинным прибежищем расового фанатизма и социального консерватизма. «Я думала, что умру там в буквальном смысле слова, — рассказывала Грейс. — Это была какая-то яма…. Они сразу невзлюбили меня за то, что я была второй женой Вина; за то, что я не кончала Вассар-колледж, не вступила в их женский клуб и не играла с ними в бридж»
[994]. В Балтиморе Грейс было ненавистно все, кроме мужа, и какое-то время этого было достаточно
[995]. Она вытерпела, даже когда узнала, что Беатрис Перри планирует закрыть свою галерею и намерена в качестве компенсации за поддержку Грейс оставить себе все ее картины, которые не продались за время их двухлетнего сотрудничества.
По словам искусствоведа Роберта Мэттисона, эти важные работы «просто исчезли с глаз публики»
[996]. Но даже это не испугало Грейс; она оставила ухоженные газоны своего богатенького района, нашла мастерскую на заброшенной фабрике и продолжала писать
[997].
В самом начале этого периода художница создала некоторые из своих самых прекрасных и откровенных произведений. Но в 1960-х годах, затащивших Америку в социальный хаос, на смену лиризму ее картин, написанных в первые годы брака с Прайсом, пришли времена темного насилия
[998]. На неспокойных улицах Балтимора и даже в своей собственной относительно защищенной жизни Грейс все чаще сталкивалась с несправедливостью расизма.
Ее чернокожему другу, приехавшему в компании других художников из Нью-Йорка, пришлось ночевать в ее мастерской, потому что ему не позволили поселиться в отеле вместе с белыми попутчиками; не пускали его и в рестораны
[999]. В 1960-е Грейс сбегала из Балтимора при первой возможности, иногда просто чтобы пообедать с Хелен в Филадельфии (этот город находится на полпути между Нью-Йорком и Балтимором); время от времени она ездила в Нью-Йорк на открытие выставок — своих или кого-то из друзей
[1000].
Там она иногда сталкивалась с Фрэнком, но их отношения оставались холодно-любезными. Впрочем, так продолжалось только до начала лета 1966 года, когда Грейс пригласила Фрэнка приехать с компанией к ним с Вином на Лонг-Айленд, чтобы выпить и развлечься. Тут-то они наконец обсудили свой разрыв: и то, что ей необходимо было оторваться от него, чтобы начать новую жизнь, и его разочарование и обиду за то, что она так поступила
[1001]. В тот вечер они опять расстались друзьями и были твердо намерены вскоре увидеться снова
[1002].
Однако к концу июля Фрэнк О’Хара был мертв. Он погиб в результате несчастного случая — от случайного наезда пляжного багги на Файер-Айленде. Поэту только что исполнилось сорок. Все, кто знал и любил его, были потрясены до глубины души, особенно учитывая нелепые обстоятельства его смерти. Грейс чувствовала себя так, будто у нее отняли часть ее собственной жизни
[1003].
Возможно, из-за того, что Фрэнк ушел именно в тот момент, когда они вернули былую дружбу, Грейс почувствовала себя невероятно одинокой. Она пошла на экстраординарный шаг — позвонила в единственное специализированное учебное заведение в Балтиморе, Колледж искусств Мэрилендского университета, и спросила, не нуждается ли кто-нибудь из тамошних студентов в наставнике
[1004].
Колледж, как оказалось, только что получил финансирование для программы аспирантуры. В 1967 году Грейс стала ее первым директором — должность, которую она будет занимать более тридцати лет
[1005]. Эта работа станет одной из очень немногих констант во все более беспокойной жизни художницы.
В 1969 году во время купания бассейне в Лос-Анджелесе утонул главный человек, связывавший Грейс с Нью-Йорком, — ее арт-дилер Марта Джексон
[1006]. Примерно в то же время Вин начал проявлять признаки тяжелой депрессии. Как потом оказалось, он разрабатывал живую вакцину для лечения энцефалита и без ведома Грейс экспериментировал на себе. Чувствуя, что муж все больше отдаляется, Грейс завела любовника и начала «фрагментами», как она выразилась, жить своей собственной жизнью
[1007].
В таком состоянии, в неизменных парах алкоголя Грейс просуществовала до 1978 года, когда вдруг обнаружила, что ее сошедший с ума муж потерял работу, что все его рассказы о скорых великих научных открытиях и высоких должностях были чистой фантазией, что он опустошил их банковские счета большими тратами — однажды, например, отправившись в Нью-Йорк за полотном Сезанна, — но не потрудился сообщить жене о финансовых проблемах семьи.
Тогда Грейс продала коллекцию произведений искусства, которую они к тому времени собрали, переехала в маленькую квартирку и написала картину, которой, как она планировала, суждено было стать ее последней работой, — «Я помню Ласко». Потом она приняла пятьдесят таблеток валиума, выпила бутылку водки и легла ждать смерти. Вин вовремя нашел жену, и она поправилась. Но лишь на время
[1008].
