И не просто слушали — но и вслушивались. По «охвату слушательской аудитории», как бы сейчас сказали — в семидесятые годы Высоцкий просто не имел себе равных. Да и сравнивать было особо не с кем. Ведь острыми социальными проблемами в творчестве едва ли кто столь активно занимался в те годы. Если только не традиционно «писал в стол», пугливо пряча рукописи от посторонних людей. Высоцкий — не боялся. Много сочинял, много выступал… И армия его поклонников по численности была, пожалуй, самой многочисленной.
Анатолий Сивушов: Могу сказать, что поколение людей, родившихся в 50-е и 60-е годы, во многом были воспитаны именно Высоцким. Наверное, не было в СССР ни одного человека, который бы ни слушал, не знал его песен. Официально они почти не звучали и не издавались, но самиздат очень широко расходился в самых разных слоях общества. По поводу официальной идеологии в обществе присутствовала большая доля иронии и скепсиса. Единицы в партии и правительстве были людьми верными своим идеям и упертыми, а большинство — просто тихо посмеивались. Все, даже высокие чиновники, слушали Высоцкого, читали самиздат… Думаю, Высоцкий, по своему влиянию на массы, стоил Солженицына и всех антисоветских деятелей вместе взятых, при этом не будучи сам антисоветчиком.
Чаще всего «диссидентство» Высоцкого увязывают с богемной артистической тусовкой, к которой он — по роду профессиональных занятий — принадлежал отчасти сам. Но более — имел в ней множество знакомых и коллег. Именно в данной среде «определенное» фрондирование к официальной власти и ее идеологии считалось неким особым «шиком».
Андрей Добрынин: Не приемлю я постоянных «наездов» Высоцкого на русскую действительность, на прошлое России: вспомним песню «Сколь веревочка не вейся, все равно совьешься в плеть». То есть вот у нас, мол, такая несчастная история. У него есть целый ряд таких произведений, с которыми я просто фундаментально не согласен: веревочка наша не только в плеть сворачивалась, а и в такелаж кораблей, и в поднятие мраморных плит на великих стройках, и прочее-прочее. И в конце концов те «веревочки», что сворачиваются в плеть, мы давно переросли уже. Я прекрасно понимаю, что Высоцкий жил в том обществе, где присутствовали мощнейшие диссидентские настроения. И когда он писал про якобы «русскую жуткую действительность», в которой народ-де жил — это вызывало аплодисменты, это находило понимание, вызывало восторг и все такое. Если бы он вдруг что-нибудь написал по-другому, то, боюсь, ему стало бы неуютно: не вообще в обществе, а именно в том богемном слое, к которому он привык.
…Многие эксперты с большой долей скепсиса относятся к подобному «мягкому бунтарству» деятелей культуры советской эпохи. Мол, исключительно благодаря той эпохе — их произведения, их деятельность на ниве культуры и стала известна потомкам. Убери, саму эпоху — и тогда «в сухом остатке» (если считать по «гамбургскому счету», в контексте общемирового культурного значения) вообще мало что останется. Представители «творческой богемы» того времени и остались в истории — исключительно, мол, благодаря сопричастности к уникальной эпохе «советской империи».
Влад Маленко: Любые члены «творческого антисоветского ареопага» могли и могут сколько угодно проклинать «красное» время, но все они исключительно советские деятели культуры и только это спасает их самих от забвения. Соответственно спасут и их стихи, спектакли, кинокартины, песни… Помните, сколько было новых героев в девяностых? Где все они? Сгинули. Стена Цоя на Арбате еще, конечно, пытается пародировать Берлинскую стену — но только потому, что Цой тоже является выходцем из последнего вагона империи.
К современной ему «богеме» Высоцкий едва ли мог встать в глухую оппозицию. Должен был как минимум хотя бы чисто теоретически учитывать царящие в ней настроения. Но при этом, как уверяют мои собеседники, Высоцкий не мог и не дистанцироваться от нее. Хотя бы для того, чтобы быть понятным не только ее представителям, а самому широкому кругу зрителей и слушателей.
Александр Чистяков: Элитная творческая богема в СССР была всегда «диссидентствующей». Хотя не общаться с ними Высоцкий не мог: он же был человеком их круга! Так же, как и Василий Шукшин. Но по сути своей Высоцкий — сын офицера, племянник героя войны, пацан из московских подворотен; так же, как и Шукшин, крестьянский сын — был совсем другой, чем большинство представителей отвязной московской богемы! Неспособный к предательству идеалов Родины. Тут даже не будем рассматривать коммунистические идеалы, потому что они в данном случае совсем не при чем. Я какое-то время плотно общался с Сергеем Золотухиным, режиссером-документалистом, снимавшем фильмы во время чеченских войн, сыном актера Валерия Золотухина. У него до самой смерти был конфликт с отцом — в том числе именно по поводу отношения к актерской богемной тусовке.
Кстати, выражения «сын офицера» и «племянник героя войны» не раз встречались в высказываниях экспертов. Особенно в рассуждениях о политической и гражданской позиции Высоцкого.
Владимир Крупин: Высоцкий никаким диссидентом никогда не был, шагов против власти не делал. В этом отношении, можно назвать его даже патриотом, человеком государственным. Высоцкий был советским человеком, хотя и независимо мыслящим, в некотором смысле — неуправляемым. Но я просто уверен, что он бы и воевать пошел за свою страну. Ведь он же сын офицера! И дядя его — доблестный фронтовик! Высоцкий же рос в то военное время, когда всеми нами, мальчишками, владело ощущение подвига. Я хоть и чуть помоложе его, но отлично помню, как мы играли в матросов, солдат. И страдали, что нам не удалось повоевать.
Мнений о «патриотизме» Высоцкого — гораздо больше, чем предположений о его «диссидентстве»! Что интересно, они звучат совершенно из различных «политических лагерей» современности, если можно так выразиться. С одной стороны, представители так называемой «патриотической линии» безоговорочно считают Высоцкого «за своего».
Сергей Соколкин: Еще в далекие 90-е годы известный критик Владимир Бондаренко написал, что если бы Высоцкий не умер в 1980-м, то после перестройки он бы однозначно был бы в рядах патриотов, чуть не пошел бы Белый дом защищать в 1993 году!
Но тут особо удивляться нечему. Странно другое. Признанные литературные мэтры из так называемого либерального лагеря — так же считают Высоцкого патриотом. И чуть ли не коммунистом!
Константин Кедров: Высоцкий был советским человеком по своим взглядам. У него не было призывов, что нужно сменить власть или еще что-нибудь в таком роде. Он любил Советский Союз, но желал «советской новой формации»: хотел перемен к лучшему, чтобы народ процветал, чтобы не было подлости, чтобы «все было по-честному». Высоцкий имел абсолютно патриотически настрой. Назвать его западником просто смешно. То, что он жил с Мариной Влади? Так она была членом французской компартии. Там вся парижская русская эмиграция, да и парижская интеллигенция были марксистами, имели насквозь прокоммунистические взгляды. Вспомните: коммунистическая партия Франции была партией интеллигенции. Это же все коммунисты известные: Сартр, Камю, Пикассо!
