Это были свидетельства «из первых рук» — людей, непосредственно общавшихся с Владимиром Семеновичем. Следующее — уже «из вторых». Но зато каких: например от человека, профессионально занимавшегося сыскной деятельностью!
Александр Комбатов: С 1995 года я жил и работал в Москве, где имелся избыток информации обо всем и обо всех. Конечно, много информации, в том числе и о Высоцком, получал я от своих сослуживцев и друзей. Один мой друг рассказал, как ему посчастливилось несколько минут провести в обществе Высоцкого и Марины Влади в палате первой градской больницы, куда Владимира Семеновича спрятали от прессы после незначительной автоаварии — чтобы оградить его от назойливых корреспондентов и скандальных публикаций. Другие рассказывали о встречах с Высоцким в военном госпитале имени Мандрыка, куда он приезжал к своему отцу, когда последний находился там на диспансеризации или проходил курс лечения. Вопреки скандальным историям, публикуемым о Владимире Семеновиче, в рассказах и этого моего друга, и других людей — я не услышал каких-либо негативных впечатлений о Высоцком. Из воспоминаний следует, что Высоцкий с людьми себя вел очень доброжелательно, не брезговал пообедать или поужинать вместе с отцом в госпитальной палате, поговорить с медперсоналом, или позволить давление себе померить. И даже на предложение «прокапаться» — с готовностью соглашался лечь под капельницу. Из рассказов у меня сложилось мнение о Высоцком, как о скромном в быту человеке, сдержанном и доброжелательном, с чувством юмора, не любившем лести и обсуждения вопросов, связанных с его талантом.
Но при этом эта «открытость и доброжелательность» Высоцкого — вовсе не предполагала фамильярности и вседозволенной бесцеремонности. Он чувствовал, когда человек проявляет неискренность, пытаясь просто «погреться в лучах чужой славы» или обустроить свой корыстный интерес. Например, вот что вспоминает о Высоцком его коллега по работе на Таганке.
Валерий Иванов-Таганский: У Высоцкого был очень непростой характер. С одной стороны, он для многих в театре являлся недосягаем в общении, быстро став, после роли Галилея, ведущим артистом. С другой — если он какого-нибудь человека принимал, то тогда становился доступным, сердечным и внимательным.
…То, что Высоцкий крайне избирателен при выборе своего круга общения, отмечали многие. Причем, ему не было дела до каких-то официальных регалий или других, чисто внешних, проявлений. Он всматривался в глубь человека. И если принимал его, то потом уже прощал ему если и не все, то очень многое!
Валерий Поволяев: Помню, терпимость у Высоцкого совершенно бесконечной бывала к человеку — причем, даже к пьяному, даже к не очень умному — но только при одном условии: если этот человек ему понравился. И тут мне совершенно ясен подход Высоцкого: ведь человек понятен не по тому, что конкретно он говорит, а по тому, как именно он это говорит. А также по тому, как берет хлеб, как держит сигарету — есть очень много таких дополнительных знаков, которые рассказывают о характере человека. И если Высоцкий ловил, пусть чисто интуитивно, своего собеседника на фальши, на неискренности, на том, что он не очень честные мысли в голове держит — то Владимир Семенович к этому человеку начинал относиться очень плохо.
Сказанное очень заинтриговало. Я даже попросил эксперта поподробнее объяснить: действительно ли Высоцкий, чтобы разобраться кто перед ним, пользовался какими-то иррациональными интуитивными наитиями.
Валерий Поволяев: В нашей компании никто и не утверждал, что Высоцкий, мол, видит людей насквозь! Но понять человека по интонации, по манере разговора, по взгляду — тут Владимир Семенович прекрасно все это чувствовал. Причем он ловил все эти нюансы в поведении человека абсолютно спокойно, пристально не вглядываясь — каким-то своим особым чутьем. И потом, Высоцкий — прежде всего актер: он любой свой взгляд, так же как и свое пристальное внимание, мог прикрыть, сделать незаметным для окружающих! Смотрит Высоцкий в упор или смотрит куда-то в сторону, но боковым зрением все фиксирует: что человек делает, как говорит, как смеется, как поправляет рубашку… Я уверен, что даже и не видя человека, Высоцкий мог все прочувствовать — по тембру голоса, по интонации, по каким-то личностным волнам, испускаемым человеком — давая затем безошибочные характеристики.
После таких рассказов порой даже странно слышать в наши дни заявления, что Высоцкий был «крайне неразборчив в связях». Мол, и пил с кем попало, и гулял, и концерты организовал… При этом не упоминается ни одной конкретной фамилии «кого попало», просочившегося к Высоцкому в ближний круг общения. Все — на уровне ни к чему не обязывающих обобщений.
А ведь, при этом, и пресловутое «пил-гулял» — тоже как-то не находит достоверных свидетельств. Во всяком случае, публично-декларативных «загулов» Высоцкий явно избегал!
Марина Замотина: За период где-то с середины до конца 70-х годов я очень часто видела Высоцкого в ресторане Центрального дома литераторов, причем в самых обычных компаниях. Я же ходила туда-сюда через ресторан достаточно долго: поскольку рабочие комнаты Московской писательской организации располагались на верхних этажах ЦДЛ, то приходилось в течении дня часто входить и выходить через ресторан. Надо сказать, но Высоцкий никакого негативного впечатления не оставлял: не могу сказать, что он пил, гулял, буянил, или просто как-то там «ликовал». Я даже ни разу не слышала, чтобы он голос поднял. Хотя такого «добра» от других литераторов много было: все эти тосты, здравицы, пьяные выяснения отношений. А Высоцкий с друзьями всегда скромно обедал или ужинал. Это были какие-то совсем тихие, совершенно неприметные компании. Я такого не помню, чтобы он хоть раз в ресторане ЦДЛ «загулял»: напивался или скандалил — это бы сразу же начали обсуждать! Я лично видела его много раз, но всегда в каких-то таких небольших, но серьезных — то есть не в разбитных! — компаниях: люди пришли, попили, поели, посидели и ушли, не привлекая к себе внимания. Пройдешь — и не заметишь, если только лицо специально не вспоминаешь.
Возможно, Высоцкому вовсе не нужно было привлекать к своей персоне внимание некими «разгульными выходками». Зачем пить или буянить, если он и так, по своей природе, не мог не привлекать к себе внимание окружающих? Являясь признанным неформальным лидером практически в любой компании?
Валерий Поволяев: Конечно, песни Высоцкого в живом исполнении, тем более в камерном, для друзей — это что-то невероятное! У него было какое-то магическое обаяние, которое начисто подчиняло себе, заставляло слушать не отрываясь, во все глаза смотреть. Когда Владимир Семенович приходил — все начинало вертеться исключительно вокруг него. Он был прирожденный, непререкаемый лидер: бесполезно было кому-либо соревноваться с ним в обаянии, или соперничать с ним за неформальное лидерство. Он безоговорочно затмевал всех и сразу — причем без усилий, как-то совершенно естественно.
Последняя фраза — необычайно важна. Одно дело — классическая борьба за лидерство. Когда два или три кандидата упорно бодаются: чья возьмет? Совсем другое — когда присутствующие сами рады вручить «лавры неформального лидера». Одна из ранних песен Высоцкого называлась «Я был душой дурного общества». Думаю, можно утверждать, что не только «дурного». Владимир Семенович становился «центром притяжения» в любой дружеской компании. Как точно подмечено чуть выше: «…все начинало вертеться вокруг него!»
