Александр Чистяков: Добиваться взаимности от красивой женщины — это нормальное мужское воспитание. Это романтический флер рыцарства, который свершает подвиги во имя своей Прекрасной Дамы. Неслучайно у Высоцкого есть песня, написанная для фильма о Робин Гуде, в который есть строчка: «Прекрасная дама должна быть моя!» Это настоящее мужское начало — вспомним, хотя бы, все эти классические рыцарские турниры! Завоевать внимание красивой женщины — одна из высших мужских доблестей! И то, что Высоцкий относился к женщине как к рыцарской добыче, — это, считаю, нормально. Тут важно, что у него неизменно присутствует не просто уважение к слабому полу, а даже восхищение. А то что женщины воспринимали расставанием с ним как измену, как предательство, — так это проблема самих женщин, которые хотели превратить Высоцкого в свою собственность. Кто видел рыцаря, который бы являлся собственностью Прекрасной Дамы? Рыцарь побеждает на ратном поле во славу ее имени, может принести в жертву, во имя этих побед, даже свою жизнь. Но никогда не приносит в жертву Даме — самого себя! Настоящий рыцарь — это не тот, кто умирает героем. Это тот, кто побеждает героем!
Немного забежали вперед… но я считаю, что это было важное уточнение. Вполне возможно, что именно те Прекрасные Дамы, что не смогли взять в эксклюзивное бессрочное пользование Высоцкого — и подпитывали затем своими обиженными жалобами досужие сплетни о некоем донжуанстве нашего героя-рыцаря!
А теперь — еще один важный момент. Считаю, что вопрос далеко не праздный: имел ли Высоцкий романы ровно столько раз, сколько был влюблен? Перефразируя: мог ли он замутить интрижку, не испытав влюбленности: от скуки; на спор; чтобы доказать кому-нибудь что-нибудь; для самоутверждения; с надеждой получить какую-либо осязаемую выгоду или помощь? Да просто — повинуясь банальному зову плоти?
Андрей Добрынин: Я много читал про Высоцкого: такого момента, чтобы он ни одной юбки не пропускал, нигде не встречал! Даже про Пушкина подобные утверждения можно найти, хотя Пушкин был крайне далек от этого, особенно когда уже на Гончаровой женился. Но даже если на Пушкина умудряются повесить донжуанство, то на Высоцкого тем более бы уже давно повесили. Но не вешают же почему-то! Скорее всего, не такой уж он был и Дон Жуан!
Встречал подобные мнения не раз: влюбчивым был, но вот распутным — никогда. Да и этой своей любовной романтичности отдавался не ради самоутверждения, а лишь во имя своей единственной любви — во имя творческой музы!
Валерий Минаев: Прежде всего, для Высоцкого, я думаю, в жизни главным было именно само творчество. А не все то, что можно получить посредством него: известность, деньги, женщин…
Для верного рыцаря искусства, которому он был всю жизнь беззаветно предан — в этом, пожалуй, нет ничего странного. Ведь наличие ярких, буквально обжигающих изнутри, эмоций — одно из условий неизбывного творческого вдохновения. И тут был важен весь их спектр и ощущений, что могла дать каждая новая влюбленность!
Александр Чистяков: Думаю, что для Высоцкого было необходимо постоянное наличие состояния страстных отношений — это был его своеобразный творческий допинг. Такой же, как скажем, алкоголь. Поэтому тут не только классическая влюбленность, страстная увлеченность — но и состояние скандала, разрыва, развода с любимой женщиной. Это все может стимулировать творчество — даже больше, чем классическая счастливая любовь. Не случайно же говорится, что ничто так не убивает творчество, как счастье в браке! Я не думаю, что при разводе он переставал любить своих женщин. Скорее он приносил эти отношения в жертву своему гению, своему творчеству! Думаю, просто начинал чувствовать, что семья и общество начинают от него требовать скатывания к бытовухе: когда все свои душевные силы тратятся на достойное содержание семейного очага. Думаю, каждый из творческих людей должен сделать свой выбор: или ты идешь по пути гения, через отречение от любви, от семьи и от самого себя, в конечном счете. Или свое творчество кладешь на заклание, на алтарь семейных ценностей! Уверен, о каких-то семейных оковах, которые бы его приземлили — речи быть не могло! Как только появлялись некие кандалы, уводящие его от искусства — Высоцкий их безжалостно рвал. Пусть и с болью, но он просто не мог жить иначе! Ведь он был человек другого — творческого! — мира и мироощущения.
Согласитесь, подобная трактовка открывает некие иные грани в расхожих обвинениях Высоцкого в излишней любвеобильности. Ведь последнюю — зачастую интерпретируют лишь как неуемную тягу к чувственным удовольствиям. Что на этот счет думают эксперты? Во всяком случае, они предлагают не ограниваться какой-то одной версией.
Александр Нотин: Высоцкого многие любят укорять в любвеобильности. Но в данном случае — все не так просто. Мы имеем дело с явлением, сотканным из многих нитей. Одна из них — артистическая среда, где подобное увлечение флиртом не только практиковалось, но даже — культивировалось. Это было там принято. Вторая ниточка — активная позиция самих женщин, старательно искавших расположения Высоцкого. Третья нить — это определенный вызов общественному мнению. Владимир Семенович часто эпатировал жеманное советское морализаторство, бросал ему вызов. И, конечно, внутреннее одиночество Высоцкого — также ниточка, причем очень важная. Потому что, наверное, он искал какого-то утешения и в том, и в другом, и в третьем — в алкоголе, в наркотиках и в романтических отношениях с женщинами. Он искал какого-то тепла, будучи абсолютно одинокой личностью. И, кстати, до конца так и не нашел!
Другие собеседники предлагают свои варианты указанных «нитей». Например, те, кто не понаслышке, а изнутри знает о богемной жизни поэтов как особой социальной страты.
Дмитрий Дарин: Поэт должен находиться в состоянии перманентной влюбленности. Это естественное агрегатное состояние поэта. Любовь — безусловно необходимое топливо для сжигания поэтического огня. А на огне всегда все сгорает, в том числе и сам поэт: так или иначе. Без влюбленности — поэт холоден. И плюс к этому — предельный максимализм, со всеми идиотскими последствиями: «Украсть — так миллион, жениться — так на королеве!»
Видимо, иногда одна ниточка, о которой чуть выше поведал эксперт, тянула за собой другую. А та — третью, четвертую и так далее. Поэтому и трудно было определить наверняка: за какую именно нить судьба дергает поэта Высоцкого в какой-то отдельный момент.
Галина Нерпина: Владимир Семенович был нормальным мужчиной и любил женщин. Его отношения с женой, Мариной Влади, в последние годы были уже очень сложными: двенадцать лет — таких неровных, нервных, да еще и, большей частью, на расстоянии… Хорошо еще, что Марина была мудрой женщиной. Она очень точно сказала в интервью Эльдару Рязанову: «Я знала, что когда Володя выпивал, то становился Дон Жуаном. А поскольку выпивал он часто, то и…» Ну только представьте: когда Высоцкий видел эти влюбленные глаза своих поклонниц — это поклонение, это обожание!
