Лев Черняк: Я несколько лет назад общался с Михаилом Ивановичем Ножкиным. Случайно встретился с ним в Доме кино. Помню, тогда спросил: «А могу ли я поговорить по поводу ваших встреч с Высоцким?» Он с готовностью отозвался: «Звони сегодня вечером!» Но когда мы начали общаться по телефону, сразу же недовольно спросил: «А что, вы разве Высоцкого поэтом считаете? Увлекайтесь лучше Некрасовым!» Чувствую — беседа как-то не клеится. Думаю, сейчас ведь повесит трубку, нужно как-то поддержать разговор! Поэтому перевел немного тему. Только успел начать фразу: «А вот ваши песни…» И даже не успел закончить свой вопрос! Я был просто потрясен: Михаил Иванович не меньше чем полчаса пел мне — а капелла! — свои песни по телефону! Потом сам назначил мне встречу в метро — принес и подарил свои диски, при этом подписав их. Но о Высоцком он мне все-таки рассказал — в одном из последующих телефонных разговоров: «Высоцкий начал свою творческую деятельность с исполнения моих песен!» Это выглядело, как сенсация: исследователям-высоцковедам об этом факте ничего не было известно. Я чуть ли не взмолился: «Ну подтвердите хоть каким-то фактом свои слова! Дайте пленку!» В ответ услышал: «Да, у меня где-то на антресолях лежит — как найду, передам!» Но потом он уже отказался от тех слов, что у него имеется подобная пленка. Сказал: «Просто поверьте мне на слово!»
Кстати, ясности в этом моменте до сих пор нет. Михаил Иванович Ножкин утверждает одно, исследователи творчества Высоцкого — другое. Ну, разве что можно привести еще один аргумент — слова самого Высоцкого на одном из концертов (в городе Киеве, в «ДСК-3», 22 сентября 1971 года). Высоцкому пришла записка из зрительского зала. Дальше — прямая цитата, расшифровка с концертной записи: «Тут написано: «Спойте, пожалуйста, «А на кладбище все спокойненько…» Ну, я не буду петь «На кладбище» — не спою ни за что. Потому что, вот, во-первых, «на кладбище все спокойненько» — зачем нарушать покой? А во-вторых, дело в том, что эта песня не моя — Ножкина. Я чужих песен не пою. Если уж вы так рветесь послушать что-нибудь про покойников, то я спою вам песню про покойников, которая называется «Веселая покойницкая»».
Хотя можно оставить в стороне препирания — кто что у кого заимствовал и кто на кого «больше повлиял». Благо утверждение, что Высоцкому в жанре бардовского исполнения подражают гораздо больше, чем кому бы то ни было, даже самые непримиримые «хейтеры» уже не берутся оспаривать.
Сергей Нырков: В наше время пришли уже новые поэты, которые на Высоцком выросли и которые его по-своему пытаются развивать. И Владимир Семенович уже давно стал предтечей и непререкаемым авторитетом для очень многих авторов. Определенным эталоном в авторской песне, если хотите. Я считаю, что Высоцкий не то, что даже предвосхитил время. Он предвосхитил саму форму выражения авторской песни — многие барды буквально начали с него «списывать».
Важно отметить тот факт, который подчеркивают многие высоцковеды: маститые коллеги по авторской песне Высоцкого тоже не особо жаловали. Я вот, помню, еще пацаном, читал в «Собеседнике» интервью с Окуджавой. Где тот с вершины своего непререкаемого исполнительского авторитета снисходительно бросал о Высоцком: как поэт, мол, тот еще-де не развился, не оформился…
Александр Цуркан: Высоцкий же совершил революцию в песенном стихосложении. Это было просто кардинально революционно! Ну никто же так до него никогда не писал и не пел. Он же все привычные схемы и клише сломал! Где этот пафос-то стихотворный? Куда убрал, кто дал право? Да ты кто такой, мол, вообще? Вот почему так пишешь про войну — ты что, воевал? Ведь все, кого мы называем «шестидесятники», не писали о войне так, как Высоцкий — от первого лица. Да еще, кроме того, он же поднял запретные тогда темы: штрафных батальонов, разведки боем. Это было безусловное новаторство, настоящая революция в авторской песне. И это было гениально!
И не оценить эту гениальность было просто невозможно. Если, конечно, подходить к явлению объективно. А не относится как к потенциальному конкуренту, завоевавшему такую популярность, что на всех остальных — работающих на похожем, буквально на соседнем творческом поле! — уже и не остается практически ничего.
Лев Черняк: Именно из-за бешеной популярности в народе, и не хотела принимать Высоцкого творческая интеллигенция того времени. Как им казалось, он внезапно вырвался из «подворотни» и на этих «простых песенках» обрел просто невероятную славу.
Справедливости ради стоит отметить, что далеко не вся творческая интеллигенция того времени категорически не принимала Высоцкого. Мне кажется, что только те ее представители, кого к настоящему времени забыли начисто. Тут скорее не в самом Высоцком дело. Не одному ему так «повезло» с завистниками.
Николай Бурляев: При жизни песни Владимира Высоцкого звучали из каждого магнитофона. Популярность Высоцкого в народе была просто колоссальная! Очень многие актеры пели его песни. Я сам, например, часто исполнял их. И, конечно, чувство зависти, творческой ревности — всегда было, есть и будет: у очень многих людей. Было много тех, кто завидовал прямоте и смелости Высоцкого: когда все вокруг молчали, он бесстрашно говорил обо всем, в полный голос. Я мог наблюдать подобную зависть и к Тарковскому, и к Высоцкому.
Зависть — завистью, тут уж никуда не денешься: что-то «сугубо человеческое» сидит очень глубоко внутри, запрятавшись где-то в самых недрах обиженной творческой души. Прорываясь то в виде презрительного снисхождения, то в виде отстраненного снобизма. Но все равно, утверждают же, что «талантливый человек не может не заметить другой талант». Та же классическая пословица «Рыбак рыбака видит издалека!», только применительно к творческой среде. Уверен: те, чье творчество потомки помнят и ценят — не могли не отдавать дань удивительному таланту Владимира Высоцкого. Пусть даже своеобразная ревность и имела место быть…
Ирэна Высоцкая: Однажды Владимир пришел и рассказывает: «Дядя Леша, вы знаете, как я вошел в зал, так Окуджава даже встал, в знак уважения». Это было, по-моему, то ли в Доме журналистов, то ли в Доме литераторов — уже сейчас и не помню. Папа потом мне сказал: «Ну и загибает же Вовка!» А на самом деле, как потом выяснилось, это действительно было: имелись свидетели, которые подтвердили этот факт.
Но все проявления творческой ревности, в самых различных областях — буквально меркнут перед совершенно иррациональной ревностью, что испытывали к Высоцкому избранники литературных муз. Тут — просто какая-то беда. Ни разу не встречал утверждений: «Высоцкий — не актер… не певец… не гитарный исполнитель…» А вот фраза «Высоцкий — не поэт!!!» (именно так: три восклицательных знака, как минимум) — встречалась мне буквально десятки раз. При личном разговоре, в каких-то критических статьях в интернете… Обратных утверждений — гораздо меньше.
Увы, с литературным миром — в плане творческой зависти — все обстоит гораздо, гораздо хуже, чем с актерским или песенным.
