Марина Замотина: Высоцкий писал не для того, чтобы это где-то вышло — в каком-нибудь «толстом» литературном журнале, которые мало кто читал. Он звучал из домашних магнитофонов: его голос практически из каждого окна было слышно. Чуть ли не наизусть его песни знали. На всех тех поэтов, что себя считали «очень известными», которых официально печатали много, но в народе читали и знали гораздо меньше — это действовало крайне раздражающе… Конечно, никто из современников Высоцкого в этом никогда не сознается, что банально завидовал такой популярности, причем именно «черной» завистью! Но ощущение, что у человека есть такая всенародная слава, какая-то просто беспрецедентная известность — не может не злить. Я бы назвала это обычной человеческой завистью, даже не творческой, к его произведениям — а именно к нему самому, как личности, а также к его колоссальному успеху.
Это действительно важное уточнение: если бы зависть шла только от «литературных неудачников», которых мало кто знал — это еще можно было понять. Но многие эксперты отмечают, что буквально весь «поэтический Олимп» того времени был настроен к Высоцкому крайне негативно!
Лариса Лужина: Я не могу сказать, почему Высоцкого при жизни довольно прохладно принимали все наши известные поэты. Хотя знаю, что он с ними дружил: даже на многих фотографиях — он вместе с Евтушенко, с Вознесенским, с Окуджавой. Но они как-то ревностно все к нему относились: не воспринимали как поэта — и его больно било подобное отношение! Я это не просто чувствовал, а точно знаю: это мне говорил Леша Чердынин! Причем непосредственно со слов самого Высоцкого: мол, тот очень по этому поводу переживает. И Сева Абдулов об этом мне тоже не раз рассказывал: «Володя Высоцкий очень сильно переживал, болезненно воспринимал всю эту ситуацию». Мне тоже не совсем понятно, почему так происходило. Ведь на смерть Володи потом все они написали стихи, в память о нем! Но, тем не менее: почему при его жизни с их стороны чувствовалось определенное пренебрежение — я до сих пор не могу понять!
Впрочем, чуть позже в интервью актриса сама же и отвечает на заданный вопрос.
Лариса Лужина: Думаю, что литераторы — что при его жизни, что сейчас — Владимиру Высоцкому, по большей части, просто завидуют. Мне кажется, все наши известные поэты — банально ревновали и продолжают ревновать Высоцкого к его поистине всенародной славе! А как тут можно не завидовать? Ведь такой популярности, такого обожания — не было больше ни у кого!
Пусть даже указанная зависть и не проявлялась порой открыто, но сквозила буквально во всем. В первую очередь — в отношении.
Галина Нерпина: Популярности Высоцкого очень многие завидовали, потому что она была колоссальная, по-настоящему всенародная. Хорошо известна такая история: Вознесенский и Высоцкий где-то читали стихи, в какой-то компании… Высоцкий прочитал стихотворение, Вознесенский одобрительно, но свысока похлопал Высоцкого по плечу: «Молодец, растешь!» Высоцкий до конца жизни не мог этого забыть.
При этом было же понятно, что те, кто относился к Высоцкому с позиции «старшего брата», порой сам пытался «играть» на том же самом песенном поле. Только с гораздо худшим результатом.
Сергей Казначеев: То, что люди из его литературного окружения скептически относились к стихам Высоцкого, — это их собственные проблемы. Тот же Вознесенский частенько писал тексты песен. Можно подумать, что «Миллион алых роз» или «Танец на барабане» — поэтические шедевры! Да и Окуджаве, не раз в печати критиковавшем якобы несовершенство песен Высоцкого, следовало бы вести себя поскромнее: его тексты без гитарного сопровождения, витальности исполнителя и гнусавого тембра тоже не очень-то воспринимаемы!
С другой стороны, довольно известна и такая история. И даже не важно, приукрашивали изначально в нее что-либо рассказчики или нет. Важно другое: что данный эпизод — как минимум на уровне расхожих баек! — имел широкое хождение в богемной среде. Ее не могли не слышать — как сам «мэтр Евтушенко», так и люди из его ближайшего окружения.
Илья Рубинштейн: Очень часто рассказываемая история, как на дне рождения Галины Волчек встретились Высоцкий и Евтушенко. Последний за столом начал читать свои стихи. В результате через некоторое время картина выглядела так: в комнате с праздничным столом одиноко сидела Волчек, виновница торжества, рядом с ней Евтушенко, что продолжал упорно начитывать свои вирши. А остальные гости — были уже все на кухне: слушали Высоцкого, который пел свои песни под гитару. Хозяйке квартиры было просто неудобно оставить Евтушенко совсем одного — поэтому она продолжала обреченно выслушивать его декламации.
Даже если и предположить, что здесь много чего «додумали рассказчики» — все равно это уже ничего не меняет. Ведь обычный «обитатель» сборищ творческой богемы охотно верил в подобную историю! А какой ущерб это наносило творческому имиджу Евтушенко — даже трудно представить!
Илья Рубинштейн: В семидесятые годы среди интеллигенции даже ходила такая шутка: «Пока Евтушенко и Вознесенский спорили между собой, кто же из них «поэт номер один» в СССР — им стал Высоцкий!»
Что оставалось тем, кого незаслуженно (в их глазах) подвинули с поэтического пьедестала? Правильно, отзываться о победителе свысока, пренебрежительно — не замечая в упор его убедительное лидерство.
Сергей Жильцов: Коллеги по поэтическому цеху относились к Высоцкому подчеркнуто снисходительно. Ведь Вознесенский на полном серьезе писал: «Меньшого потеряли брата», а Евтушенко вообще посвятил стихи: «Володя, как жалко, тебя полюбили со стереомагами автомобили…» Даже Александр Иванов, знаменитый пародист, на апрельском концерте 1980 года сказал так: Окуджава — да, это поэт, а Высоцкий — ну, это просто какие-то незатейливые песенки. Но он потом, правда много позже, объяснял, что на тот момент ничего особо из текстов Высоцкого и не знал.
Про «стереомаги» — это я даже сам запомнил. Помню, еще в ранней юности прочитал это «посвящение». Был крайне удивлен… Там вообще содержались такие строчки, которые иначе, как желчью, и назвать-то трудно:
Торгаш тебя ставит в игрушечке-«Ладе»
Со шлюхой, измазанной в шоколаде,
И цедит, чтоб не задремать за рулем:
«А ну-ка Высоцкого мы крутанем!»
Вывод напрашивался сам собой: «настоящим», мол, поэтам внимает исключительно «почтенная публика», истинные ценители да носители высокой культуры. А вот Высоцкого слушают — ну, мол, сами понимаете, чего уж тут…
А ведь это стихотворение являло, по идее, некое посвящение на смерть коллеги. Увы, уход Высоцкого из жизни не изменил у «остающихся здравствовать поэтов» отношения к его творчеству. В лучшем случае — оно так и осталось пренебрежительным.
Константин Кедров: Сразу после смерти Высоцкого Юнна Мориц написала мне письмо: «Мне жаль этого Арлекина!» Оно до сих пор хранится у меня в архиве. Причем написано было это с некой уничижительной ноткой.
