Вниз по каким-то крутым лестницам и наружу на стылый осенний воздух, потом в салон черной мрачной машины, чтобы холодный ветер не успел пробраться под одежду. Но бесполезно прятаться, меня уже давно выстудило изнутри, моя внутренняя пустошь была свободна для колючего ледяного ветра.
Я сжалась в комок, словно это могло от чего-то спасти. Олег сел на водительское сиденье и резко выкрутил руль, заставляя машину сорваться с места. Меня дернуло в сторону, тошнота подступила к горлу, и я вскинула руку, зажимая рот. В этой суматохе я даже сама забывала о своем состоянии, но токсикоз неумолимо напоминал о себе.
Я широко раскрыла глаза и удивленно воззрилась на протянутый бумажный пакет. Олег не смотрел на меня, но я все равно испытала жесточайшее смущение, когда исторгла содержимое своего желудка. Легче не стало. Голова кружилось, во рту появился неприятный привкус, к тому же укачивало. Олег протянул воду и салфетки, и я хотела было поблагодарить за неожиданную заботу, но охранник врубил радио на полную громкость, настороженно вслушиваясь в новости. В городе царил хаос, перестрелки, убийства, нападения, смещения с должностей и пожары. Волосы вставали дыбом, было непонятно, чем все это закончится.
Я стала узнавать окрестности. Казалось, мы едем по направлению к особняку Булацкого. Но, не доезжая до него, Олег свернул влево на узкую безасфальтовую дорогу и по этой тайной тропе довез нас до нужного места. Особняк открылся мне своей изнанкой. Здесь тоже присутствовала охрана, обилие которой у Булацкого не спасло его от смерти…
— С переднего входа пасутся журналюги, пройдем через черный, — скомандовал Олег, оббегая машину и открывая передо мной дверь. Мои мысли уже простирались в будущее. Я надеялась, что милости охраны Булацкого хватит, чтобы, несмотря на хлопоты, отвезти нас с братом к отцу. За эти сутки Кирилл перевернул мою жизнь, но казалось, что ничего непоправимого не случилось. Всего лишь я нагло прогуляла работу, потеряв ее, и исчез муж, оставив меня с крупным долгом. Но все мы живы. Пока.
Пройдя по длинному узкому коридору, мы с Олегом вышли в гостиную. И я остолбенела. Прямо посреди — на огромном овальном столе — развернулась целая операционная. Бригада врачей латала ранения нескольких человек. Кому-то бинтовали руку, кому-то зашивали порезы на лице, кому-то вкалывали обезболивающие и светили в зрачки фонариком.
Я повела взглядом по людям и наткнулась глазами на обнаженного по пояс Булацкого. Совершенно живого и почти невредимого. Помотала головой, желая стряхнуть наваждение. Может, показалось? Но нет, Кирилл собственной персоной сидел упираясь одной рукой назад себя, а врач колдовал над повязкой на его животе. Тошнота снова подступила к горлу от вида кровавых бинтов, валяющихся по всему столу.
Я отступила назад, не зная, как реагировать, но Олег подтолкнул меня вперед, когда Булацкий жестом подозвал нас к себе. Стараясь не пялиться на его голый торс, а лишь в наглые лживые глаза, я подошла к Кириллу.
— Что это за спектакль и почему меня выдернули из больницы? — процедила я сквозь зубы, говоря тихо, чтобы слышал лишь он. Вряд ли такому человеку, как Булацкий, понравятся разборки при всех. И действительно, Кирилл энергично, слишком бодро для мертвого, спрыгнул со стола и грубо отпихнул руку растерянного врача.
— Моя невеста обо мне позаботится, — объявил во всеуслышание, и его покореженная армия обернулась посмотреть на представление, заставляя меня чувствовать себя Золушкой после двенадцати, в обносках и с разочарованием на сердце.
Булацкий взял меня за руку, которую я тут же попыталась отдернуть, но куда там. Он потащил меня прочь, завел в шикарный кабинет с кучей высоких книжных стеллажей по бокам и с шумом захлопнул дверь, прижимая к стене и заключая в плен своего тела и рук.
— Ты что-то хотела обсудить?
— Что-то? — изумилась я, упираясь в его грудь ладонями. Это была крайне плохая идея, пальцы закололо от соприкосновения с его обнаженной горячей кожей, и я попробовала их убрать, но Булацкий поймал мои руки и вернул их на место, буквально расплющил раскрытые ладони об свое тело. И получилось, что я ласкаю его против воли. Разозлившись, я впилась взглядом в наглые глаза мужчины напротив.
— Ты слишком спокоен и расслаблен, если учесть события в городе! Я слышала в новостях, что тебя убили. Зачем это, Кирилл? Что происходит? Ты ранен? Почему не в больнице?
— Не надейся, так просто тебе от меня не избавиться. Никто серьезно не пострадал из моих, а вот Хасановские получили по заслугам. Они слишком зарвались, мне надоела их толкотня в порту и жалкие попытки вставить палки в колеса.
— Даже боюсь спрашивать, что ты с ними сделал! — ужаснулась я. — Не хочу ничего знать!
— Я бы и не стал посвящать тебя в подробности, Есения. Важно то, что ты здесь, недосягаема для моих врагов.
— Что же ты не избавился от них всех сразу и оставил кого-то? — сарказм так и рвался с губ, я опять ходила по лезвию бритвы, испытывая его терпение.
— Я трогаю только тех, кто угрожает мне или тем, кого считаю по праву своими, — сверкнул он темным взглядом, прижимаясь ко мне пахом. Близко, слишком близко, чтобы я оставалась спокойной от такого наглого вторжения в личное пространство.
— Конечно, органы правопорядка ты не рассматриваешь в качестве третейского судьи? У тебя тут государство в государстве с тобой во главе? Собственный Ватикан? И законы тебе не писаны?
— Как хорошо, что ты понимаешь все сама и не нужно объяснять, — улыбнулся он, щелкнув меня по носу пальцами. Я вздрогнула от неожиданного жеста, дернулась, но очередная попытка освободиться была неумолимо сломлена. Он стиснул меня руками, прижал еще сильнее. У меня бы не получилось втиснуть между нашими телами даже палец.
— Но чем поможет твоя мнимая смерть? Долго ты собираешься изображать мертвеца? — пыталась я говорить серьезно, но тело начало жить своей жизнью, повинуясь давлению рук Булацкого.
— Сколько понадобится для того, чтобы все успокоилось. Я решил, что нам с тобой не помешает свадебное путешествие. Возьмем с собой твоих родных тоже. И Соню, мою сестру. Я вас с ней сегодня познакомлю.
— Но… Я не понимаю. Если ты уедешь, разве не поделят город в твое отсутствие? А как же похороны?
— Послушай, за три дня ничего не изменится. Уже пошли слухи, что я жив. В больницах меня нет, в моргах нет. Рано или поздно все догадаются, что я не погиб. Ты не представляешь, как порой пугает неизвестность. Они не будут понимать, зачем я инсценировал смерть, и будут ждать удара. Каждый — своего. Тем самым покажут мне свои слабости.
— Не представляю? — с горечью произнесла я, качая головой. — Мне ли не знать, что такое неизвестность? Ты напоил меня ею сполна, Кирилл. Отпусти, прошу, — дернулась я, отворачивая лицо, а он терся об меня бедрами, вызывая жар во всем теле.
— Сейчас или вообще? Не могу ни то ни другое. Ты принадлежишь мне. Что тебе неизвестно? Спрашивай, — он тряхнул меня, чтобы не дергалась, взял пальцами запястья и завел мои руки мне же за спину. Пришлось выгнуться, встать на носочки, замереть…
