Он коснулся ее лица, обвел кончиком пальца губы.
— Может, стоит возместить потерянное время?
— Днем, милорд? — прошептала она с деланным ужасом. — Но это разврат!
— Возможно, но в таком случае зачем мужчине содержать любовницу?
Подхватив Клариссу под мышки, он легко поставил ее на самую верхнюю ступеньку.
— В постель, содержанка моя. Я обнаружил, что ужасно голоден.
Он подтолкнул ее, и Кларисса легко вспрыгнула на площадку.
— Сначала тебе придется меня поймать!
Смеясь, она помчалась в спальню. Джаспер последовал за ней, догнал и пинком захлопнул дверь. Схватил ее и подкинул к потолку.
— Вот видишь, поймал!
— И что теперь, милорд?
Их взгляды скрестились.
— Интересный вопрос, на который существует множество ответов.
Он позволил ей соскользнуть по своему телу, пока ее ноги не коснулись ковра. Его глаза затуманились, но пальцы ловко развязывали шнуровку ее платья, распахивая лиф. Разведя края, он нагнулся, чтобы поцеловать мягкие, душистые холмики грудей, выступавшие над вырезом тонкой муслиновой сорочки. Кларисса блаженно вздохнула. Он стянул сорочку с ее плеч, обнажив до талии, встал на колени, взял ее груди и стал лизать соски, легонько прикусывая твердые розовые вершинки.
Кларисса запустила пальцы в его волосы, обвела раковину уха, чувствуя, как разгорается жар в животе. Джаспер стащил с нее сорочку, поцеловал ее живот, пробуя на вкус пупок, и вжал большие пальцы в твердые выступы на бедрах. Она с тихим стоном ступила на ковер и широко развела бедра, принимая ласки его языка.
Она выгнулась навстречу его губам, все настойчивее терзавшим твердый крохотный бугорок — средоточие ее желания. Его щека вдавилась в ее живот, пальцы вцепились в бедра, а в Клариссе уже бушевал настоящий ураган.
Она приникла к нему, опершись ладонями о его плечи, но он быстро поднялся и стал подталкивать ее назад, к кровати. Она опустилась на мягкую перину, а он, стоя над ней, нетерпеливо срывал с себя одежду и при этом не сводил жадного взгляда с ее тела, совершенно обнаженного, если не считать чулок с подвязками.
По какой-то причине он находил вид этих белых чулок и черных кружевных подвязок, контрастирующих с нежной кремовой кожей, неотразимо притягательным. Головокружительно соблазнительным. Ни одна женщина до нее не возбуждала его так сильно. Он встал коленями на постель рядом с Клариссой, и, узрев его твердую, требовательную, неумолимую плоть, она обвела языком влажную головку, лаская ладонью стальную колонну его мужского достоинства.
И потрясенно услышала его странно хриплый голос:
— Перевернись!
Она подняла голову и, возбужденно сверкая глазами, легла на живот. Он немного приподнял ее и заставил встать на колени, потом безжалостно стиснул бедра и вошел в нее сзади. Она охнула и еще успела подумать, насколько же это ощущение отличается от тех, что она уже испытала, но тут же потеряла способность мыслить связно, полностью растворившись в чем-то сладостном, неземном, невыразимо прекрасном...
А потом она уткнулась лицом в жаркую перину, изнемогая под бурей эмоций, бушевавшей в этой комнате.
Джаспер прижался к ее влажной спине и стал осыпать поцелуями затылок, нехотя возвращаясь к реальности. И осознавая в этой реальности, что нет ничего обычного и привычного в отношениях с этой женщиной-загадкой.
Улыбнувшись этой мысли, он медленно вышел из тугого лона Клариссы и лег на бок. Кларисса тоже повернулась к нему лицом.
— Похоже, я разбилась на тысячу осколков, и все они плавают сейчас по комнате. Как ты думаешь, они когда-нибудь соберутся снова в единое целое?
— По крайней мере я на это надеюсь, — ответил он с подобающей случаю серьезностью, которой противоречили пляшущие улыбчивые искорки в его глазах.
У Клариссы буквально чесался язык спросить, много ли еще столь же восхитительных позиций ему известно, но она вовремя сжала губы. Шлюха, разумеется, должна знать все, что полагается, по этому поводу.
— Ты что-то хотела спросить?
— Ничего, — солгала она. — Я вообще молчала.
Улыбка в его глазах сменилась задумчивостью.
— Почему мне так часто кажется, что ты не говоришь всей правды?
— Понятия не имею. Ты знаешь обо мне все, что стоит знать. Все необходимое для той игры, которую мы ведем.
Как бы она хотела повернуться к нему, рассказать все... Но на карту поставлено слишком много. Придется продолжать лгать... ради Фрэнсиса. Но это тяготило ее. Каждый раз, когда приходилось изобретать новую ложь, новые сказки, ей казалось, что она теряет какую-то часть своей души.
Джаспер тяжело вздохнул. Ему снова захотелось встряхнуть ее, сказать, что игра больше не главное в их отношениях, потребовать, чтобы она тоже в этом призналась.
Но он только вскочил с кровати и стал одеваться.
— Сегодня днем мы должны нанести визит, — объявил он, подходя к шкафу. — Нужно выбрать тебе платье.
— Визит? Кому? Надеюсь, не твоему дяде?
— Нет.
Он открыл дверцы и стал изучать содержимое.
— Леди Мондрейн. Ты видела ее вчера в театре.
— И ты представишь меня как свою содержанку?
Прекрасный момент любви был испорчен, и Кларисса чувствовала себя брошенной и униженной.
— Это ни к чему.
Он вынул прогулочное платье из дорогого темно-коричневого бархата.
— Думаю, это подойдет.
— Хочешь сказать, все и без того поймут, кто я? — спросила она, без особого интереса наблюдая, как он вешает платье на стул.
— Конечно. Но об этом не станут говорить вслух. Такие вещи лучше всего игнорировать. Тогда все чувствуют себя куда свободнее.
— А если... когда я стану твоей женой, их по-прежнему будут игнорировать?
— Разумеется. Свадьба будет скромной, но в «Газетт» обязательно появится сообщение.
— И твой дядя этим удовлетворится? Разве вам не вменяется в обязанность шокировать общество?
— Нет. Только семью, — сухо усмехнулся он. — Дядюшке Брэдли начхать на общество, он просто жаждет ткнуть родных носом в грязь, ведь они частенько пытались сделать с ним то же самое. Кроме того, твое положение в качестве моей жены будет гораздо более устойчивым, если общество сумеет игнорировать правду. Конечно, вполне возможны всяческие недоразумения и тебя попытаются оскорбить, но я уверен, что со временем ты завоюешь всех снобов.
— Со временем?
Кларисса медленно встала.
— Но этот брак долго не продлится.
— Почему? — спросил он, глядя на нее в упор. — Его совершенно не обязательно аннулировать. Если мы этого не захотим, конечно.
