— Но ты ошибалась.
— Да, — снова сказала я. — И прошу у тебя прощения за эти подозрения.
— А я от души тебя прощаю, — он обнял меня, прижимая к себе так осторожно, будто я была хрустальной и могла сломаться в его объятиях. — Мадемуазель MJV. Мари-Жанна Валле, — голос его звучал хрипло и волновал меня до дрожи в коленях. — Вот я и узнал твоё имя. Красивое имя. Такое же красивое, как и ты.
— Ты действуешь так осторожно, — поддразнила я его. — Раньше был смелее. Боишься, что тоже зарежу?
— Боюсь, что оттолкнешь, — сказал он серьезно.
Вместо ответа я обняла его, обхватив за шею крепко-крепко, и уткнулась лицом ему в грудь, позволяя себе несколько слезинок. Нет, Саломея была неправа. Слёзы — это не слабость. Слёзы — это очищение души. И ещё — счастье. А сейчас мне хотелось плакать от счастья. Пусть даже это счастье было с привкусом горечи.
Де Неваль кашлянул и посмотрел на восток, где небо розовело, встречая рассвет. Я опять покраснела, потому что совсем позабыла, что на поле мы не одни, и помимо двух трупов есть живой свидетель.
— Солнце скоро взойдет, — невпопад сказал граф.
— Душа Анны-Ми теперь может покоиться с миром, — произнес де Неваль. Он не поворачивался к нам, и я догадывалась — почему.
Но слёзы — это не признак слабости…
— И её душа обрела покой, и души всех жертв Ардеша, — сказала я, а потом вывернулась из объятий графа-оборотня и сказала с нарочитой строгостью: — Всё, хватит нежностей. Мне ещё писать донесение в Орден.
— Мари, — позвал Лагар и поймал меня за руку. — Донесение — это потом. Ответь, что будет с нами?
— С нами? — переспросила я, притворившись, что не понимаю.
— С тобой, и со мной, Мари. Ты ведь из ордена Красных Шаперонов, ты должна убить меня.
Нашел время говорить об убийствах! Ардешу и так хватит убийств на триста лет вперед!
— Считай, что это произошло, — сказала я небрежно. — Я напишу, что оборотень убит. Кстати, что это за тварь? Та, которая… — я указала в сторону камней, где погибла Саломея.
— Африканская гиена, — ответил де Неваль. — Я видел таких, когда мы с отцом путешествовали. Одно время люди словно свихнулись — везли этих зверенышей сюда, пытались одомашнить, как собак. Ни у одного не вышло.
— Егерь… — сказала я, пораженная внезапной догадкой.
— Что? — переспросил де Неваль.
— Егерь! — воскликнула я. — Местный егерь, который ездил в Африку. Вспомни, Рауль, он ничуть не боялся шнырять один по лесу, отыскивая волка. Еще и насвистывал при этом. Это он привез гиену, и она убежала от него. Он искал именно её.
— Я немедленно обыщу его дом, — посуровел де Неваль. — Если он причастен, его сурово накажут.
Но наши догадки и разгадки, похоже, совершенно не интересовали графа.
— Значит, Лагар спасен от стрелы Шаперона, — произнес он, лаская мою ладонь. — Но ты… ты уедешь?
— Что ты имеешь в виду? — я опять сделала вид, что не понимаю.
— Ты оставишь меня? — задал он вопрос напрямик.
— Я принадлежу ордену Шаперонов, ты же знаешь… — начала я растерянно.
— Ты принадлежишь мне, — перебил меня граф и заглушил мои протесты поцелуем.
Я не стала сопротивляться, позволив себе и ему поцелуй, который показался мне слаще райских песен. Я — Мари-Жанна Валле, из Ордена Красных Шаперонов — обняла оборотня за шею и целовалась с таким пылом, будто от этого зависела моя жизнь.
Граф оторвался от меня, но из объятий не выпустил.
— Если ты решишь когда-нибудь оставить меня, Мари, — сказал он, тяжело дыша и пожирая меня взглядом, — видит Бог, я украду тебя и унесу в горы, и съем там. До последней косточки.
— Арбалет всегда при мне, месье оборотень, — ответила я, ничуть не напуганная его словами, потому что в них не было угрозы.
— По-моему, донесение надо написать мне, — сказал Франко. — Я сообщу, что обе девушки из клана Шаперонов храбро разоблачили оборотня и двух убийц, но сами пали в неравной схватке.
— А ведь это выход, Мари, — подхватил граф. — И если совсем мечтать…
— Если? — подсказала я.
— Ты согласишься стать графиней Лагар?
— Да, соглашусь, — ответила я так же прямо, как он.
— Зная о моем проклятье?
— Проклятье это или нет — зависит от тебя, Рауль. Я уверена, что такой дар не может быть злом или добром. Причины кроются здесь, — и я положила руку ему на грудь, слева.
— Мари, — пробормотал он и сгреб меня в охапку.
— Но лучше бы вам уехать из этих краев, — посоветовал де Неваль. — Пока эта история не забудется.
— Не хочу ни дня здесь оставаться, — подхватил граф. — А ты, Мари? Ты хочешь уехать?
Я смотрела на него и думала, что душа моя до краёв переполнена убийствами, погонями, оборотнями и их жертвами.
Помедлив, я сказала:
— Да, Рауль Лагар. Я тоже хочу уехать отсюда подальше. Вместе с тобой.
Он снова поцеловал меня — так крепко, что я задохнулась. А потом закинул себе на плечо, махнул на прощание ловчему и рысью помчался в сторону замка.
Надо думать, это была странная картина — когда голый мужчина уносил по пустынной дороге девушку с растрепанными волосами, в разорванной рубашке. Если бы нас увидел кто-то из горожан, то сразу было бы сочинено ещё несколько легенд о каком-нибудь проклятье или каком-нибудь древнем духе, похищавшем девственниц.
Но графа это ничуть не волновало, и он, даже не сбившись с дыхания, выговаривал мне на бегу:
— Ты долго меня мучила, Мари-Жанна Валле, и теперь я не стану ждать, хоть ты выпусти в меня все серебряные стрелы.
— Что за речи?! — завопила я в притворном ужасе. — Я — честная девушка, и требую, чтобы сначала вы женились на мне, господин граф!
— Хорошо, — объявил он и тут же и развернулся к городу. — Сначала поженимся. И если преподобный Патридж не обвенчает нас за четверть часа…
— Рауль! Ты же голый! Немедленно остановись!.. — в ужасе закричала я, уже безо всякого притворства. — В замок! Я согласна в замок!..
— Ну, мамзель, — возмутился он, — вы сами не знаете, что хотите.
19. Эпилог
Вина егеря Дюкре была доказана, за халатность его лишили должности и отправили в ссылку, в провинцию еще более дикую и далекую, чем Ардеш. Бронзовый хопеш с торжественными молитвами уничтожили в кузнице, а де Неваль написал пространный доклад о происшествии королю и магистру Красных Шаперонов, как и было обещано. И я — Мари-Жанна Валле, обрела свободу и стала Марианной Лагар.
Мы с мужем вернулись в Ардеш только через много-много лет, чтобы Рауль показал нашим сыновьям родовой замок и места, где он провел детство.
