Я принимаюсь за вторую порцию. А Роуз Голд за шесть минут шесть раз набрала супа в ложку и тут же вылила обратно. Менее терпеливая мать уже сказала бы ей, чтобы прекращала играть с едой. Но я всегда была терпеливой.
Когда с ужином покончено – ела только я, – Адам начинает плакать в спальне.
– Сходи за ним, – говорю я. – А я тут пока приберусь.
Я загружаю посудомоечную машину и мою кастрюлю, слушая, как моя дочь успокаивает моего внука. Она воркует и шепчет ему что-то, и малыш затихает. Я удивлена тем, что у Роуз Голд проявился материнский инстинкт. С другой стороны, я ведь помню ее подростком. Приходится постоянно напоминать себе о том, что она теперь взрослая женщина. И все же должно быть что-то, к чему она окажется не готова, вот тогда-то я и приду на помощь.
Роуз Голд приносит Адама на кухню. Она трется носом о его щеку, а малыш улыбается, обхватывая ее палец своей крошечной ручонкой. Я корчу ему рожицы, протирая стол. Какой же Адам еще маленький.
Когда я заканчиваю с уборкой, мы переходим в гостиную и садимся каждая в свое кресло. Роуз Голд устраивает малыша на коленях, берет в руки пульт и пролистывает список фильмов. Я замечаю, что у нее нет дисков, все фильмы уже в телевизоре. Когда все успело так измениться?
Она останавливается на фильме, о котором я никогда не слышала.
– Что за «Голодные игры»? – спрашиваю я.
Роуз Голд смотрит на меня так, будто я инопланетянка.
– Антиутопия, там в каждом из двенадцати районов раз в год выбирают по мальчику и девочке, и все они должны сражаться насмерть в реалити-шоу.
Я прижимаю ладонь к губам:
– Звучит ужасно.
Роуз Голд пожимает плечами и продолжает листать. К моему удивлению, она выбирает «Титаник». По-моему, там поднимаются слишком взрослые темы, но я молчу. А потом украдкой бросаю на нее взгляд.
– Может, мне взять Адама ненадолго? – предлагаю я. – Ты так устала.
Роуз Голд окидывает малыша взглядом, покрепче обнимает его, а потом передает мне.
Я обхватываю его руками, которые по размеру идеально подходят для того, чтобы носить младенцев. Я держу перед ним ярко-зеленую погремушку, и он радостно бьет по ней ручкой. Когда я щекочу ему пятки, он начинает гулить. Я высовываю язык и подмигиваю. Я молчу о том, что я создана для материнства.
Мне хочется задать дочери столько вопросов: трудные ли были роды, легко ли ей справляться с ребенком, нравится ли ей работа? Я хочу знать все, чем Роуз Голд готова со мной поделиться, но сейчас она напоминает койота Вайла
[7], на которого только что упал булыжник. Я молчу, сосредоточившись на малыше.
Через несколько минут я понимаю, что считаю его вдохи. Точнее, секунды между вдохами. Привычка – вторая натура. В первую ночь, когда я привезла Роуз Голд домой, я смотрела на нее как завороженная. Покажите мне любого другого спящего ребенка, и я скажу, что предпочту посмотреть, как пара старых хрычей играет в гольф. Но если это твой малыш… Спросите любую мать. Она вам подтвердит.
Роуз Голд дышала, а потом перестала. Время тянулось бесконечно. Каждая секунда за четыре. Мои глаза прожигали маленькую головку дочери. Я хватала ртом воздух, мысленно умоляя ее сделать то же самое. Рука сама потянулась к телефону. Я успела набрать девятку, когда Роуз Голд задышала. Тихий вдох показался мне ревом морской волны. Прошло полчаса, может и час, а я, оцепенев, все смотрела на свою крошку и слушала, как из ее тельца вырывается дыхание.
В ту ночь я так и не уснула. Вместо этого я думала о времени, проведенном в больнице. Там всегда были те, кто знал, что делать. Они следили за моей малышкой, как за родной.
Я придвинула кресло-качалку к ее колыбельке и начала считать секунды между ее вдохами. «Раз-Миссисипи». Я заставила себя медленно произнести про себя название штата, отдавая должное каждому слогу. Мозг хитрая штука, он умеет сжимать слова в один звук, складывать их, как меха аккордеона, сминать, как машину в аварии. «Два-Миссисипи».
Сколько нужно насчитать Миссисипи, прежде чем звонить? В то время у большинства не было интернета. Я боялась выйти из комнаты за книгой «Чего ждать, когда ждешь ребенка», в которой закладок было немногим меньше, чем страниц. И мама, и папа к тому времени уже умерли. Дэвид и Грант тоже. «Ты одна, – напомнила я себе. – Ты ко всему готова. Три-Миссисипи».
Но невозможно подготовиться к остановке дыхания у твоего ребенка. Я решила, что пять – это подходящая цифра. Учитывая, что каждая из моих «Миссисипи» длилась, скорее всего, больше секунды, можно сказать врачу, что между вдохами прошло восемь-десять секунд. «Четыре-Миссисипи».
Никому не хочется быть той самой чокнутой мамашей. Которая делает из мухи слона. Которая названивает каждые пять минут. При виде которой медсестры закатывают глаза. Но ведь у Роуз Голд почти не работает иммунная система. Ее печень размером с крупинку. Разве это не оправдывает мое волнение? «Пять-Миссисипи».
Я схватила телефон. Педиатр сказал мне, что диагноз «апноэ» рассматривается только при задержке дыхания на двадцать секунд и более. Все, что меньше, – просто повод «быть повнимательнее». Как будто я могла переключить внимание хоть на что-то еще, пока моя дочь не дышала. Как будто я могла разгрузить посудомойку или постирать белье. В моей голове крутились мысли о том, как пять секунд превратятся в двадцать, а двадцать секунд – в минуту, а минута – в смерть.
В ближайшие несколько дней я только и делала, что считала Миссисипи между вдохами Роуз Голд. Один раз дошло до пятнадцати. После девяти я положила руку на телефон. Начиная с «десять-Миссисипи», я набирала номер врача – по одной цифре на каждый счет, чтобы к двадцати секундам звонок уже начался.
Через неделю после того, как я привезла ее домой, я досчитала до восемнадцати – и все равно позвонила.
– Прошло двадцать секунд, – сказала я. – Я хочу привезти ее на обследование.
На следующий день я вышла от педиатра, вооруженная аппаратом для искусственной вентиляции легких, лекарствами и планом действий. Так все и началось.
– Мам? – Голос Роуз Голд вырывает меня из забытья. – О чем ты задумалась? У тебя такое странное выражение лица.
Я бросаю взгляд на Адама. Он снова заснул. Я продолжаю покачиваться в кресле.
– Просто кое-что вспомнилось, – говорю я.
Роуз Голд, внимательно посмотрев на меня, все же решает ничего не говорить. Мы снова переключаем внимание на экран, где Роуз и Джек уже танцуют джигу на нижней палубе с пассажирами третьего класса.
– Так как вы с Грантом познакомились? – спрашивает Роуз Голд.
Я резко поворачиваюсь к ней, чуть не забыв, что у меня на руках ребенок.
– С чего вдруг такие вопросы?
Она указывает на спящего сына:
