— А если они, к примеру, потребуют вашей смерти? Или ввода войск в Фенриан и разрушения храмов Орхиса? — решил уточнить границы своих полномочий будущий посол.
— Ввод войск и разрушение храмов они потребуют наверняка. А моей смерти, — вряд ли. Скорее всего, выдадут замуж за кого-нибудь из своих и максимально ограничат власть. А после рождения наследника отравят по-тихому. Впрочем, даже если потребуют немедленной смерти, соглашайся. Нам надо спасти страну.
— Но…
— Без но! Я знаю о твоей преданности Светоносному и мне лично. Но эта ситуация как раз результат моей ошибки и бездействия Светоносного. И мне придется заплатить за совершенную глупость. Иди, пиши указ и отправляйся как можно скорее!
— Надеюсь, Альфрани, все же согласится помочь… — тихо пробормотала она. Последнее время у королевы из-за постоянных стрессов и недосыпания развилась вредная привычка разговаривать сама с собой. Впрочем, она хорошо сознавала всю призрачность этой надежды. Несмотря на всю свою прагматичность, Альфрани в первую очередь был магом, а потом уже политиком, а маги слишком давно и сильно ненавидели Фенриан, чтобы встать на его защиту.
Однако сейчас королева была готова хвататься за любую соломинку.
* * *
Момент когда нас оглушили я бессовестно проморгал. Расслабился, привык, что в этом мире для меня нет достойных противников, что в случае острой нужды всегда могу уйти в свой доминион и подготовить достойный ответ. Все что я смог — это прикрыть личность Истока собой, когда всепожирающая воронка силы Орхиса обрушилась на нас вместе с ударом жертвенного ножа. В конце концов, мое сознание было куда гибче, и если Истоку все же удастся сохранить свою личность, он сможет восстановить меня. Я же на это был не способен по определению. Исток может вновь наполнить пересохшее в результате какого-нибудь катаклизма русло водой, но если река лишается подпитки, она обречена.
Безжалостный вихрь обрушился на меня, терзая и вырывая целые куски сознания, стремясь полностью подчинить себе, смять, поработить, высасывая силы и волю к борьбе, а я сопротивлялся, стремясь лишь к тому, чтобы не допустить его к сознанию Истока. И в тот момент, когда меня почти не осталось, когда те жалкие остатки былого высшего демона готовы были вот-вот кануть в прожорливую пасть проклятого божества, что-то изменилось. Канал, проложенный жертвенным ножом к нашей сущности прервался, и со вздохом облегчения я вновь, как в раннем детстве, начал погружаться в ласковые глубины подсознания Истока, личность которого мне все же удалось отстоять.
* * *
То, что произошло после того, как Аталетта вонзила в него нож, Олег запомнил смутно. Терзающая его тело и душу адская боль, невыносимое ощущение, словно тебя, как молочный коктейль, высасывают через узкую трубочку жертвенного ножа, черный тоннель с обжигающе холодным ветром, слой за слоем сдирающий с него силу и саму личность, стремящийся отнести куда-то, куда он ни за что не хотел бы попасть по доброй воле, тонкая нить наложенного в свое время им на себя заклинания привязки душ, трещащая и вот-вот готовая порваться под напором тянущего к себе бога…
Отчаянный вскрик «Держись, я иду» женским, очень знакомым голосом, и гигантская, невозможно огромная волна теплой силы, прошедшая через ту часть его души, в которой гнездилась подаренная Гелионой сила пламени. На мгновение он ощутил рядом с собой присутствие богини, теплые язычки огня коснулись истерзанной души, излечивая самые тяжелые раны, а затем умчались куда-то вперед, куда так старательно тянул его безжалостный ветер.
А затем с громким, болезненным треском лопнул тащивший его черный тоннель, и он оказался в уже знакомом пространстве с пляшущими языками пламени, порывами ветра, всплесками воды и валунами земли. Его немедленно потянуло куда-то в сторону, и он не стал противиться этому зову. Вскоре Олег увидел, что стремительно приближается к одному из огненных сгустков значительно меньше остальных по размерам, и, в отличие от них, неподвижно висящем в пространстве. Его все быстрее и быстрее затягивало к нему, и, наконец, они соприкоснулись. От вспышки резкой боли и навалившейся слабости Олег на мгновенье потерял сознание.
Когда он пришел в себя, он находился на небольшом острове. Рядом с его ногами накатывались на каменистый берег бурные волны штормового моря. Невдалеке виднелся огромный огнедышащий вулкан, извергавший раскаленные камни, дымы и потоки лавы, а прямо перед ним стоял Гефест, глядящим на мага далеко не ласковым взором. Весь вид бога-кузнеца свидетельствовал о том, что он с огромным трудом удерживается от искушения задать Олегу хорошую трепку. За его спиной виднелась Младшая, лицо которой выражало глубокую озабоченность и сверкающая и переливающаяся всеми цветами радуги туманность, иногда превращающуюся в полупризрачную фигуру старика с безумной улыбкой на искаженном судорожной гримасой лице.
Первые слова, с которыми обратился к нему древний бог, приветственными тоже можно было назвать только с очень большой натяжкой: — ………!
[8]
Что же ты творишь…
[9]
придурочный! Какого…
[10]
ты позволил этой…..
[11]
себя прирезать!
— Отец, держи себя в руках! — перебила его Младшая. — Не видишь, он только пришел в себя и пока еще не очень понимает ситуацию. Если мы хотим помочь Геле, нужно объяснять, а не припоминать цитаты из тролльского устного народного творчества.
Срезанный на середине длинной речи, цензурными в которой были только предлоги и соединительные частицы, Гефест примолк и озадаченно поскреб бороду:
— Ну… В принципе ты права, — наконец признал он. — Прости, не сдержался, — эти извинения явно были направлены не Олегу, а Младшей.
— Ладно. Слушай сюда, покойничек, — он вновь повернулся к Олегу. — Ситуация на букву «Х», и если кто-нибудь подумает что «Х» — это начальная буква слова «хорошо», тот огребет от меня по морде для прочищения мозгов…
По мере рассказа Гефеста, Олег все более и более чувствовал свою вину.
Вкратце, рассказ бога сводился к следующему: Почувствовав приближающуюся смерть своего избранника, Гелиона попыталась отработанным манером выдернуть его душу, и воплотить здесь, в Ирии, благо огненное тело для этого воплощения было подготовлено ей заранее. Но — увы. На этот раз Олега убивали не пьяные гопники китайским ножом на захолустной улице, а по всем правилам приносили в жертвы не самому слабому типу с божественными замашками. Орхис через образовавшуюся мистическую связь уже потихоньку начал пожирать душу и силы Олега и вовсе не намеревался расставаться с такой заманчивой добычей. Чувствуя, что еще немного, и от её избранника останутся «рожки да ножки» и то, в лучшем случае, она решилась на чрезвычайно рискованный, буквально самоубийственный поступок. Поскольку, Орхис обитал в созданном им субизмерении, прорваться в который силой не представлялось никакой возможности (иначе божественная семейка давно бы решила эту проблему), она пошла иным путем: наскоро подготовив огненное тело для воплощения его души и вдохнув в него на скорую руку немного энергии для того, чтобы он, воплотившись, хоть некоторое время мог обойтись без её поддержки, она использовала соединявшую их с Олегом связь, чтобы проникнуть в тот канал, которым Орхис соединил мир Эльтиана со своими «Эмпиреями света», как обозвал божок созданное им субизмерение.
