Поймала себя на мысли, что, вероятно, уже чёртову минуту на него пялюсь. Да-да, именно на него. Как человек, попавший под обвал лавины и не способный пошевелиться, хотя отлично понимает, что его вот-вот придавит тонной снега, я наблюдала за натянутым тканью белья членом. В голове сразу пронеслись тысячи мыслей. Начиная с того, что ему не двенадцать лет и у него не должно быть стояка каждое утро, или должно?! Заканчивая размышлениями о количестве крови в его организме. Видимо, достаточно, раз хватило на мощную эрекцию.
– Поможешь? – раздаётся наглый вопрос хриплым со сна голосом.
Я отскакиваю как ужаленная и в ужасе смотрю на него. Он давно следил за мной. Теперь уверена, что он просто насмехался, притворяясь спящим. Мне жарко, щёки, всё лицо, уши охвачены пламенем стыда. Сползаю с кровати, намереваясь сбежать от него немедля на противоположный конец света. Но у Богдана другие планы. Он неожиданно ловко успевает поймать меня за щиколотку и с лёгкостью вернуть на место. Рядом с собой.
– Справишься сам, – отвечаю, дуя на упавшую на лицо прядь, упираясь в его плечи, – судя по всему, ты достаточно здоров.
– Ты же хочешь. Я вижу, – произносит совершенно серьёзно, и лишь сейчас замечаю, насколько тёмен его взгляд. Нет, там не буря. В нём смерч, который сметает всё на своём пути, затягивает в смертоносную воронку силой неконтролируемого стихийного бедствия и уносит дальше.
Скуратов не ждёт ответа. Одним движением он переворачивает меня на спину, нависнув надо мной своими внушительными габаритами. Чувствую, как часть этого «габарита» вжимается в моё бедро. Он возбуждён, и там, под его кожей, уже не рассудительный парень, а животное, которое при желании возьмёт то, что посчитает причитающимся ему.
Я смотрю на него широко распахнутыми глазами. Из моей памяти с такой лёгкостью выветрились воспоминания той ночи, когда он сделал мне больно. Не только тело, но и душу сумев вывернуть наизнанку. И сейчас меня вновь накрыло чувство опустошённости, как тогда, в клубе, когда я сползла после совокупления с ним со стола, собирая по частям остатки гордости и одежды.
Вдруг стало страшно, что всё это вновь повторится. Только вот такси я отсюда вызвать не сумею, а зализывать раны здесь не выйдет.
Возможно, он прочитал эти опасения в моих глазах, возможно, просто передумал, потому что его настроение в один миг переменилось. Вихрь стих, тучи рассеялись.
Богдан поднялся с меня, сев на колени, и потёр переносицу.
– Бля, Бэмби, не смотри так, я не железный, – как-то сдавленно просит, и я соображаю, что глаза снова, как назло, вперились в бугор под боксерами. Совершаю стремительное и позорное бегство в ванную в надежде, что вода смоет неловкость и возбуждение. Как можно хотеть с непреодолимой силой и не хотеть одновременно?
Я вышла из ванной, без спроса завернувшись в махровый халат, который показался свежим, посчитав, что имею право пользоваться чем угодно, раз я здесь не по своей воле. Несмотря на отдалённость от населённого пункта, к моему удивлению, сруб был весьма комфортным и обошелся, уверена, в копеечку.
Богдана в доме не оказалось. Он стоял на крыльце, прислонившись к деревянным перилам. На нём только джинсы, домашние тапочки и накинутая на голое тело куртка. Дым от сигареты вместе с холодным воздухом выходил изо рта, и я, замерев по ту сторону от окна, наблюдала за его движениями. Меня почему-то завораживало то, как он подносит сжатую между пальцами сигарету ко рту и затягивается, смотря куда-то в глубь леса. Захотелось проникнуть к нему в голову, прочитать самые потаённые мысли и хотя бы чуть-чуть понять. Но чего следует ожидать от волка? Какие принципы могут быть у того, кто лишён гуманности, а как иначе можно хладнокровно забрать жизнь и сделать это своей профессией?
И инстинкты у него волчьи. Оборачивается, будто точно знает, что застанет вновь меня врасплох, и тушит сигарету.
Он возвращается в дом, принося с собой холодный воздух, полоснувший по моим босым ногам. Кутаюсь глубже в халат, словно в надежде, что он сможет меня защитить от него. Только взгляд у Богдана такой, будто он способен видеть сквозь одежду.
– Тебе лучше? – спрашиваю, чтобы снять напряжение, не сразу сообразив, как двусмысленно звучит вопрос. Понимаю, насколько крупно оплошала, лишь по веселому взгляду Богдана.
– Ты о члене или о ранении?
От Скуратова исходит запах табака, смешанный с морозной свежестью. Вбираю его в лёгкие с очередным вздохом и прикусываю свой глупый язык, злясь на Богдана, но ещё больше – на себя. Он снова надо мной смеётся, и очевидно, ему приносит это огромное удовольствие. Мне не удаётся распознать, где Богдан настоящий, а где лишь маска, которую он хочет мне продемонстрировать.
– Если о члене, то спасибо за заботу, пока ты была в ванной, я пофантазировал о тебе голой и стало несколько легче, – обыденным тоном произносит, будто мы ведём светскую беседу. Я смотрю на него огромными глазами, не веря, что он может говорить о чём-то подобном вслух. Всё больше кажется, что такое понятие, как стыд, не заложили в его программу при рождении. Его мало заботят нормы морали и нравственности, которые заполняют мою голову.
– Ранении, – глухо поясняю под его неотрывным взглядом, сожалея, что, прежде чем выйти из ванной, не оделась, но там было слишком жарко.
– Жить буду, Бэмби.
Он снимает куртку, вешает на крючок и копошится некоторое время в карманах. Стоит ему повернуться, как я вновь испытываю острое смущение из-за неконтролируемой реакции собственного тела на него. Вид его неприкрытой одеждой груди и плоского живота заставляет пульс биться чаще. Чем ближе он подходит, тем сильнее мне кажется, что у меня вот-вот начнётся гипервентиляция лёгких.
Всё это совсем не для меня. Я – это тихие вечера дома за книжками, посиделки с друзьями и размеренное существование. С ним все чувства обостряются. Он ко мне не притрагивается, но я всё равно горю от осознания, что Богдан рядом. Разум отходит на второй план, мысли приглушаются. В голове только белый шум и помехи. Связь между мозгом и сердцем прервана.
– Это твоё, – кладёт мне на ладонь браслет, доставшийся от мамы, с которым я попрощалась в тот вечер, когда на меня напала банда доморощенных преступников. Теперь-то я знаю, как выглядят настоящие.
– Где ты его нашёл? – интересуюсь. Была уверена, что оставила его где-то в снегу.
– У себя дома. Садись за стол, Бэмби, я приготовлю нам завтрак.
Слушаюсь его безропотно, даже не подумав предложить свою помощь. В доме почти всё из натурального дерева, и я забираюсь на высокий стул, кладу локти на стол, с интересом наблюдая за Богданом. Он делает всё ловко, быстро, не допуская ни одного лишнего движения. Уже через пару минут до меня доносится умопомрачительный запах кофе и яичницы. Я едва не падала в обморок от голода, потому что вчера так ничего и не поела. Зато вымотана и истощена до предела.
– Когда я смогу вернуться домой? – спрашиваю, как ребёнок, которого похитили из садика.
