Богдан смотрит на меня, и я улавливаю в его взгляде разочарование.
– Вернёшься, и всё начнётся по кругу, – заключает он, не спеша расправляясь с едой.
– Это тебя не касается, – мой голос излишне резок, но я действительно не понимаю, почему он вмешивается в жизнь совершенно постороннего человека. – Та ночь ничего не значит и никак нас не связывает. Ты получил своё, я – своё, не стоит пытаться меня спасти.
Его вилка со звоном летит в тарелку, и я вздрагиваю, не понимая, что вызвало в нём такую волну раздражения.
– Ты трахалась со своим хером? – он откидывается на спинку стула и смотрит на меня как-то странно. Даже не сразу догадываюсь, о ком речь, а поняв, просто недоумеваю. В его серых глазах только ледяной холод и злость. Плотно сжатые губы подсказывают, что этот разговор ничего хорошего мне не принесёт.
– Не твоё дело! – мной движет какой-то странный, необъяснимый азарт, и я иду у него на поводу, хотя понимаю – играю с огнём.
Богдан пресекает мою попытку уйти и впечатывает меня спиной в стену. Слишком много обнажённого тела, мне некуда деть свои руки, и я кладу ладони на его грудь, туда, где проложен орнамент татуировок. Соприкасаясь, наша кожа буквально начинает высекать искры. Кажется, что вот-вот этот деревянный домик сгорит дотла.
– Когда я тебе вопрос задаю, ты отвечаешь. Поняла? – он до боли сжимает мой подбородок, позволяя смотреть только в свои глаза, и никуда более. Передо мной сейчас тот бандит, что избивал бритоголового у придорожного кафе. Я боюсь его и одновременно с этим испытываю непреодолимую тягу. К своему стыду, понимаю, что тонкая ткань трусиков стала влажной.
– Это тебя не касается, – шиплю сквозь зубы, пытаясь вырваться. Но моя возня совершенно бесполезна. Богдан лишь теснее прижимается ко мне.
Его рука оказывается в вороте халата. Замираю, не дышу. Сердце бьётся о рёбра, будто вылететь хочет, и кажется, Скуратову отлично слышен этот стук. Костяшки его пальцев проходят по внутренней стороне халата, задевая кожу груди. Он совершает это движение с тем же безразличным выражением на лице, с каким минуту назад интересовался моим отношениями с Игорем.
Мне должно быть страшно, работал бы сейчас мозг, так обязательно и было. Ведь Богдан преступник, и у меня нет оснований полагать, что он поступит со мной иначе. Но я чувствую лишь возбуждение, от которого сводит все внутренности и подкашиваются ноги.
– Ты очень наивна, Ульяна, – выносит он вердикт чуть более мягким тоном, развязывая пояс моего халата.
– Ничего я не наивна! Ты продолжил наше знакомство для сближения с моей сводной сестрой. Поверь, достаточно было попросить. Она вовсе не против, – припоминаю ему старую обиду. Мысли об этом всё время крутились голове, и мне просто жизненно необходимо было узнать, связан ли его интерес к моей персоне с Викой или нет. Произнеся эти слова, я смотрю на него во все глаза.
Брови Богдана сходятся на переносице, демонстрируя активную мозговую деятельность, прежде чем он отвечает:
– Понятия не имею, о ком ты.
– Вика Утейкина.
Скуратов откидывает голову, заливисто смеясь. Смотрю на его белозубую улыбку и стискиваю челюсть.
– Я её трахнул пару раз и продолжать общение как-то не планировал, – поясняет, отсмеявшись.
Мне от этой информации только горше. Пару раз. Один раз со мной у него уже был. Остался ещё один? Пробую плотнее запахнуть полы халата, но руки парня на моём поясе не позволяют ничего сделать. Хочется ответить ему что-то дерзкое в его же манере, но в голове, как назло, пусто, и почему-то к горлу подступают слёзы. Сама не пойму отчего. Неужели оттого, что он был с Викой? В какой момент я решила, что имею на него права?
– Эй, моя маленькая ревнивая Бэмби, ты чего? – вновь приподнимает мой подбородок, заглядывая в глаза. На этот раз несравнимо нежнее, поглаживая большим пальцем, словно успокаивая. Он с такой лёгкостью играет моими чувствами, будто ему выдали нотную грамоту, прописанную специально под меня. Одно слово «моя», и внутри разливается тепло, заполняя каждую клеточку.
– Я не твоя, – обиженно огрызаюсь, чувствуя на его губах смех, когда он касается ими моей щеки. Прикосновение лёгкое, невесомое, вызывающее мурашки и мелкую дрожь. Его рука ложится на мой живот и поднимается не спеша по коже. Я слишком поздно осознаю, что полы халата окончательно разошлись и я стою почти голая перед Богданом в одних трусиках. Должно быть, это заразно, но я совсем не испытываю сейчас стыда. Стоять обнажённой перед ним кажется удивительно естественным.
– А чья? – слышу слова, но не сразу осознаю их значение. Его губы блуждают по моей шее, покрывая поцелуями. Он убирает мои волосы на одну сторону и стягивает с плеча халат, лаская доступную территорию кожи. Я таю, а мои мозговые клетки стремительно умирают, и вот от меня уже ничего не остаётся, когда его ладонь накрывает мою грудь. Я сама подаюсь ему навстречу, мне хочется сильнее его почувствовать. Желание настолько острое, что просто сводит с ума, скручивает до стона в узел. И я понимаю, что очень близка к тому, чтобы просить. Но о чём?
Тянусь к его губам, пропуская волосы сквозь пальцы. Поцелуй как дыхание, как глоток свежего воздуха, совсем не похожий на те, пропитанные дымом, что остались в ночном клубе. Махровый халат скользит по коже, падая к ногам. Я испытываю лишь освобождение, осознавая, что избавилась совершенно ненужной преграды, которая только мешала. Тугая налитая грудь болит от возбуждения, и я трусь сосками о его кожу, слыша, как он резко вдыхает воздух. Он отрывается от моих губ и утоляет болезненную потребность ощутить, как его зубы прикусывают сосок, втягивая в рот, даря неземное удовольствие.
Я сразу понимаю, что неустанно повторяю его имя, мольбой слетающее с уст. Его движения грубы, порывисты, но они превращают меня в вязкий тягучий мёд, влагой стекающий в трусики. Богдан опускается на колени и спускает моё скудное белье по ногам, целуя мелко подрагивающий живот.
В ужасе замираю, наблюдая, как его губы касаются моего лобка, и смотрю на него до тех пор, пока он не поднимает на меня полные порока глаза. Пальцы сжимают мою икру и тянут вверх, так что моя стопа оказывается на его плече. И вот я совершенно открыта перед ним. Никогда не чувствовала себя настолько незащищённой до того мгновения, пока его язык не прошёлся по клитору. Мои пальцы замирают над его головой, словно какая-то часть моего разума стыдится происходящего, но я с лёгкостью избавляюсь от неё.
То, что он делает со мной, похоже на изощрённую пытку. Он целует меня там с такой жадностью, будто хочет выпить до дна, поглотить, доводя движениями языка до исступления. Оргазм накрывает меня с головой, награждая теплом, которого я всю жизнь была лишена, он подарил мне его, как Прометей - людям огонь. Сквозь тело ещё проходят разряды тока, я в полубессознательном состоянии прилипаю к стене. Наверняка бы упала, если бы Богдан, поднявшись, меня не придержал.
Он шепчет мне на ухо какие-то слова успокоения, но мозг не в силах сейчас их обработать. Когда горячая головка члена касается моих половых губ, я замираю, ловлю губами воздух, потому что воспоминания о боли, доставленной его габаритами, ещё свежи. Но стоит ему войти в меня, мягко, как по маслу, я выгибаюсь, желая принять его как можно больше. Всё так как должно быть, он там, где нужно, никакого дискомфорта нет. Только жажда, которую он утоляет с очередным погружением в моё тело.
