Он ухмылялся, будто этот факт его забавлял и восхищал одновременно.
– Что вам от меня надо? – спрашиваю, сплёвывая кровь на его персидский ковер. Хмельницкий недовольно морщится и взмахом руки отдаёт приказ, а я получаю очередной удар под рёбра. Сознание гаснет на пару минут, пока мне под нос не подставляют бокал коньяка, заливая в глотку.
– Твой папаша сдох и не расплатился со мной по долгам, – поясняет Хмельницкий, лупясь в меня своими тёмными, почти чёрными, как дыры, глазами.
– Что? – я дёргаюсь всем корпусом вперёд, но тяжёлые руки ложатся мне на плечи, удерживая на месте.
– Да, о смерти своих кредиторов я узнаю раньше, чем их семьи.
Хмельницкий изложил суть спокойно, по-деловому. Наверняка таких разговоров было в его жизни множество. Он предоставил мне на обозрение бумаги: договоры займа и залога. Суммы казались астрономическими. Заложено было всё, что принадлежало моей семье. Я изучал документы, стирая дрожащими руками холодный пот с лица, смешивающийся с кровь. Знал, что у отца плохо шли последнее время дела, но не совался в его бизнес. Он был ещё молод и полон сил, не желая вовлекать меня в свою деятельность, и я в жизни не смог бы подумать, что Лев Скуратов обратится за деньгами к бандиту. Бандиту, который догадается всё правильно оформить. Хмельницкий дал мне время изучить каждую запятую в договорах.
Может, и был шанс их оспорить, зацепиться за что-то, но передо мной лежали расписки, сделанные рукой отца, на получение денег. Как ни крути, а долг вполне реален. Чуть позднее Хмельницкий открыл мне правду о бизнесе отца. Грязном бизнесе, используемым для отмывания денег другими такими же нечистоплотными дельцами. Мой мир был разрушен в одночасье, человек, которого я боготворил, оказался всего лишь преступником. Жадным, охочим до легких денег преступником, который не смог рассчитать свои аппетиты, а потому залез в карман к такому, как Хмель.
– Чего вы от меня хотите?
– Я прощу долг твоей семье, если будешь работать на меня, выполнять мои приказы. А ослушаешься, все, кто тебе дорог, пойдут в расход. Мне с вас поиметь больше нечего. Мать с сестрой шлюхами сделаю, да и братца найду куда пристроить. А ты вроде парень неглупый, мне такой пригодится. Будешь со мной, их жизнь не изменится. Решай.
Мне дали сутки на размышления, бросив в тёмную комнатёнку, оставив заживать мои раны, как на бездомной собаке – без лекарств и помощи.
Глава 13. Ульяна
Два месяца в одной квартире с Богданом пролетели оглушительно быстро. Возможно, когда-нибудь я пойму, что время, проведённое наедине с бандитом, оказалось самым прекрасным в моей жизни – ведь я была влюблена и, казалось, взаимно. А ведь я всегда считала себя исключительно правильной. Именно поэтому и выбрала юридический факультет, мечтая быть защитником, выступая на стороне закона. Наивные мечты глупой девчонки. Моя любовь к нему была настолько сильной, настолько поглощающей, что я больше не представляла себя самостоятельным существом. На его деяния я просто закрывала глаза, не думала об этом, не рассуждала.
Вся загвоздка заключалась в том, что он ни разу открыто не сказал о своих чувствах. А мне хотелось о них кричать, они переливались через меня, бились, как вода из ручья. Только вот некому было поведать о том, как сильно я влюблена. Мила не одобряла наших отношений, не доверяя Скуратову, методично рассказывая о его похождениях в университете и напоминая о том, как он обошёлся со мной в первый раз. Ничего не желала слышать и знать, поэтому свела наше общение на нет. Мне не хотелось копаться в себе, находя подтверждение её словам в его поступках. Ведь я не знала, как он проводит время, с кем отдыхает, есть ли у него другие девушки. Я настолько боялась его потерять, что вела себя как испуганный страус, зарываясь головой глубоко под землю.
Порой я всеми силами сдерживалась от того, чтобы не начать выклянчивать из него слова любви, прикусывая до боли язык, убеждая себя, что мне не нужны его признания. Всё моё естество тянулось к нему, испытывая потребность находиться рядом, а он, в своём молчании, держал между нами дистанцию.
Несмотря на то, что я жила в его квартире, виделись мы редко. Он почти не разрешал выходить из дома, объясняя это тем, что сейчас не лучшее время и мне не стоит светиться. Заверял, что через пару месяцев что-то должно разрешиться и тогда мне ничего не будет угрожать. Я видела в его словах логику, но, оставаясь в одиночестве, умирала от тоски без возможности себя чем-то занять и отвлечься. О работе в баре «Бухта» Богдан даже слышать не хотел, раздражаясь каждый раз, когда я жаловалось на то, что буквально сижу на его шее. В ответ я получала лишь снисходительный взгляд и заверения в том, что моё положение – его вина, поэтому мне стоит прекратить думать о такой ерунде, как деньги. Это объяснение лишь разжигало во мне огонь домыслов об его отсутствующих чувствах. Ведь получается, что им двигала вина, но никак не любовь.
В одно из очередных появлений, когда я думала, что взвою, Богдан, видя мои муки, предложил простой выход – уехать в Москву и продолжить обучение там. И казалось, это идеальный вариант для меня. Ведь таким и был мой план изначально, когда отец отрёкся от меня: накопить немного денег и переехать.
Сразу после того, как Богдан оставил меня после возвращения из леса, припарковавшись у подъезда отцовского дома, я направилась к тёте. Отец, конечно, нашёл меня там, полагая, что всё это время тётка покрывала моё бегство, и закатил жуткий скандал, угрожая и манипулируя. Но я была так опустошена поступком Скуратова, что практически ничего не испытывала. Папе не нужна была такая дочка, слишком похожая на собственную мать, слишком неудобная, непослушная. Я проглотила эту обиду, как глотала слёзы, вызванные его словами, ощущая себя преданной.
Все мои попытки вернуться в университет не увенчались успехом. Как бы я ни старалась и ни готовилась, имелись предметы, за которые мне даже тройки не ставили. Кто-то даёт взятки, чтобы сдать экзамен, а я не сомневалась, что кое-кто предложил немалую сумму, чтобы я получала неуды. Разговор с заведующей кафедрой гражданского права ни к чему не привёл. В её глазах я читала лишь сочувствие и беспомощность в ситуации, которая сложилась у одной из лучших студенток потока.
Осознание краха собственных надежд обрушилось на меня бетонной стеной, придавливая к земле и лишая сил. Невыносимо хотелось расплакаться прямо там, в коридоре своей альма-матер, но гордость не позволяла проявить слабость такого рода. Уверена, приди я к отцу с повинной, поддавшись на все его манипуляции, он мог бы смилостивиться. Взамен получив дочь, которая бы постоянно испытывала чувство вины и одновременно благодарность за возможность продолжить обучение. Только вот не знаю, какой бы ценник за прощение он мне выставил.
У тёти начались сложности в магазине, и я не осмелилась взять у неё даже в долг, видя, что она крутится словно белка в колесе, пытаясь оставаться на плаву. К тому же часть меня хотела попробовать выкарабкаться без посторонней помощи. Всё же я уже достаточно взрослая девочка, чтобы самостоятельно решать собственные проблемы. Выходило у меня паршиво, потому что я жила почти впроголодь, откладывая всё на комнату в общаге и поездку, заверяя тётю, что справлюсь. Уверена, отец видел, как я барахтаюсь, и ждал…
