Первые годы я просыпалась от кошмаров, понимая, что он обязательно отомстит. Не сомневалась в том, что Богдан не спустит с рук предательства. Только по прошествии пяти лет после вынесения обвинительного приговора напряжение пошло на убыль. Нет, не потому, что я рассчитывала, что он забыл, – подобное даже представить невозможно, просто догадалась, что решил покарать своими руками. Надеяться на то, что его убьют в колонии строгого режима, не приходилось, я слишком хорошо была осведомлена о его силе и способности выживать.
И всё же, несмотря на тысячи причин его ненавидеть, сердце пропускает удар, пока мой взгляд касается сурово сжатых губ, щёк, покрытых щетиной, которую не сбрил с утра, прямого носа и глаз, таких серых и ледяных, что я ёжусь от холода, исходящего от них.
Последний раз я видела Скуратова в стенах областного суда N области, когда его вели под конвоем два сотрудника специального подразделения милиции. Он только покинул зал судебного заседания, на котором прокурор предъявил неоспоримое вещественное доказательство – оружие, принесшее смерть Игорю Лебедеву.
Руки скованы наручниками за спиной, а сам парень в чёрной одежде ступает по длинному коридору словно падший ангел, с бесстрастным выражением на лице. При взгляде на него кажется, что развернувшийся вокруг его персоны ад – ерунда, а он лишь вышел на прогулку.
Я, тощая как жердь, измождённая и бесконечно уставшая, стояла, вжимаясь в стену, в надежде слиться с ней и остаться незамеченной. Приставы на входе пропустили меня только после того, как я уговорила одногруппницу, проходящую здесь студенческую практику, провести меня. Не знаю, что мной двигало, но мне требовалось посмотреть на него хотя бы ещё один раз. Да, пусть всё, что было между нами, искусно созданная им иллюзия, а боль, причинённая его поступками, растоптала мою душу. Вспоров нутро и вытряхнув из маленькой девчонки все внутренности, он изменил меня навсегда, потому что ту пустоту пришлось чем-то заполнять. И я заполнила. Моя ненависть к нему была необъятной, всепоглощающей и сметающей всё на своём пути, она овладела мной и вытеснила из ума и сердца всё прочее, оставив там только себя. Но мне требовалась эта последняя встреча.
Тогда он, словно почувствовав мой сверлящий взгляд, встретился со мной глазами, и я от страха ещё сильнее припала к холодной стене, содрогаясь от крупной дрожи. Но всё же я вытерпела ненависть, которой он ударял. Упрямо не опуская ресниц, смотрела на него в упор, возвращая это же чувство обратно.
– Пришёл долги собирать, – отвечает каратель, явившийся по мою душу. От Богдана исходит аура власти и опасности, а в глазах обещание скорой расправы. Открываю и тут же захлопываю рот, задыхаясь от угрозы, звучащей в его голосе, подсчитывая все прегрешения, которые накопились за мной за эти годы.
– Не ждала тебя так рано, – мои слова кровоточат сарказмом, когда я поднимаюсь, выдёргивая из его цепкого захвата пальцы и прижимая документы к груди, и выставляю вперёд приобретённую за эти годы стервозность, точно броню, – пятнадцать лет ещё не минуло.
Он ухмыляется, выпрямляясь следом, но глаз не касается расслабленность тела.
– Решил устроить тебе сюрприз. Для такого можно и откинуться раньше срока.
От Богдана разит деньгами. На нём дорогущий костюм, из которого, наверное, только рубашка стоит больше, чем мой месячный заработок, а стоимость ботинок помогла бы закрыть нам с мужем ипотеку. Я не следила за делом Скуратова, не знала, подавал ли его адвокат апелляцию, попал ли он под амнистию, но, понимая, за чьё убийство он был осуждён, не сомневалась, что срок его заключения не будет сокращён. Однако, вопреки всему, он стоит передо мной: сытый, богатый, здоровый и злой.
– Что, Скуратов, набил себе на спине купола? – расслабляюсь, отводя назад напряжённые плечи, – мне теперь светит лишь смерть, так почему бы не принять её с достоинством.
– Только твоё лицо, чтобы помнить суку, которая меня посадила, – отвечает бывший заключённый, до неприличия сократив разделявшее нас расстояние. Распахнутый пиджак Богдана касается моей рубашки, а ухо опаляет его горячее дыхание, и я позорно отскакиваю, словно обжегшись. Оглядываюсь по сторонам, кажется, на нас смотрит всё Управление, но в коридоре мало людей, только адвокат, которого я застала со Скуратовым, с огромным любопытством наблюдает за этой сценой.
Пячусь, испугавшись нашей близости и электрического покалывания, прошедшего по коже от его вторжения в моё пространство. Он смотрит на меня по-волчьи, едва не обнажая клыки, будто готовясь к нападению. Но когда из кабинета начальника управления выходит оперативник и направляется ко мне, я бегающим взглядом смотрю то на одного, то на другого, в страхе, что Скуратов сейчас что-то сделает, что навсегда испортит мне репутацию. Погружённый в свои мысли, опер не церемонясь приближается ко мне и уводит в сторону от посторонних ушей. Пока он сообщает мне неприятную новость, мой давний знакомый одними губами произносит: «Ещё увидимся» - и уходит.
– Ульяна, сообщили ещё об одной убитой. Допрос и собрание отменяются, нужно ехать на место преступления.
В столице промышлял маньяк, убивающий молодых женщин схожего со мной типажа. Расследованием занималась следственная группа, частью которой я была. Рабочая суета и в горячка следственных действий, вычистила из головы все мысли о бывшем заключённом. Бывшем парне. Бывшем любимом. Первом мужчине.
Домой я заявилась только на следующее утро, оказавшееся субботним. Сил не осталось даже доползти до кровати, и я отрубилась на диване в гостиной, а Олег смилостивился и не стал меня будить, оставив досыпать до самого вечера.
Со своим мужем я познакомилась после переезда в Москву. Из города N я сбежала почти сразу, как огласили приговор и срок – пятнадцать лет лишения свободы. Я надеялась затеряться в столице, хоть и знала, что при желании Стрелок меня всё равно найдёт, но иллюзия безопасности помогала выживать все эти годы.
Довольно скоро мне удалось перевестись в новый университет, только вот, я потеряла несколько лет учёбы и сменила специализацию на уголовное право. Казалось, если нацеплю на плечи ментовские погоны – это как-то меня защитит, стерев мою причастность к криминальному миру. А ведь я, дочь милиционера, погрязла в нём по самые уши. Олегу удалось привнести в мою жизнь спокойствие и стабильность, которых так не хватало мне после связи с бандитом. Правильный, непогрешимый, как таблица умножения, он напоминал мне меня до того, как я испачкалась об Скуратова, только разумнее и опытнее.
Но последние время я едва ли не лезла на стену от ощущения неправильности происходящего. Требовалось, чтобы меня от мужа что-то отделяло: пространство, расстояние, время, а при отсутствии оного – стена. Только не рядом. Я задыхалась от его внимания, близости и чувств. Они накрывали, удушая, наполняя всё вокруг собой и вытесняя из меня собственное «я».
Все эти годы, преисполненная благодарностью к нему, я не находила в себе сил подать на развод. На самом деле всерьёз и не помышляла об этом. Просто задерживалась на работе допоздна даже в те дни, когда сидеть до двенадцати ночи под завалом бумаг не имелось причин. Искала дополнительные задания, новые поручения, опасные миссии, лишь бы не пребывать рядом с ним. Зачастую это происходило почти безотчётно для моего сознания. Обманывать себя в том, что я просто одержима своей работой, прикрываясь ей каждый раз, было куда проще, чем честно признаться себе в том, что нужно что-то менять.
