Когда адвокат рассматривал кого-то за моим плечом, меня словно закоротило. По позвоночнику разрядами прошёлся ток, скручивая в жгут все мышцы в теле. Я ещё не видел, кто за моей спиной, но точно знал, что это Бэмби. Повернулся и встретился взглядом с девушкой, ступающей уверенной походкой по коридору, каждым ударом своих каблуков вбивающей гвозди в моё сердце. Маленький рот бантиком вытягивается в букву «о», когда Евстигнеева начинает узнавать, кто перед ней, и вдруг документы, что она прижимала к груди, выскальзывают, рассыпаясь прямо к моим ногам.
Опускаюсь на корточки нос к носу с Ульяной, замечая, как дрожат её руки, пока она подбирает бумажки. Волнуется, сука. Я касаюсь её, и обручальное кольцо на безымянном пальце Ульяны жжёт мою ладонь, оставляя шрам.
Девушка кажется такой хрупкой под этой формой, пошитой не по её фигуре, и давящими на плечи погонами. Рассматриваю тёмные круги под глазами, пушистые ресницы и радужку цвета жжёного кофе. Из-за разреза глаз как у лани когда-то Ульяна напоминала мне мультипликационного персонажа, но по мере того, как она приходит в себя, её взгляд приобретает твёрдость гранита. Передо мной больше не беззащитная Бэмби. Теперь она куда больше похожа на пуму перед прыжком, чем на оленёнка, выбежавшего на дорогу. Клацнет пару раз зубами и перегрызёт мне глотку, оставив на губах мою кровь вместо помады.
Как только меня заперли за стенами СИЗО, я попросил Серёгу оберегать её, хоть и понимал, насколько это теперь будет сложно. У следствия имелись вопросы ко мне и без орудия убийства: на моих руках эксперты нашли следы выстрела, я находился недалеко от места преступления и отлично владел огнестрельным оружием. Именно потому, что я понимал срок грозящего мне заточения, видеть Ульяну здесь я не желал, не хотел, чтобы она губила свою жизнь из-за меня, не хотел лишать её будущего.
Но часто по ночам мне снился один и тот же кошмар: Бэмби в белом платье, целящаяся принадлежащим мне оружием прямо в моё сердце. Тонкий пальчик спускает курок, и её наряд окропляется кровью. Моей. Только позднее для меня стало очевидным, что сон оказался пророческим.
Спустя много месяцев пребывания в СИЗО ко мне заявился как всегда одетый с иголочки Хмельницкий. Он молча изучал меня некоторое время неодобрительным взглядом, словно я не оправдал его надежд.
– Что же ты, красавчик, так попался из-за девчонки? – задаёт вопрос, на который я мог лишь пожать плечами. Представилась бы возможность снова убить Игоря, повторил бы всё сначала.
– Она приезжала ко мне, – сообщает и ждёт моей реакции. Я вскидываю голову, в своём изумлении стараясь понять, врёт он или нет. – Передала мне твою Беретту.
Внутри меня всё холодеет от этой новости. Кончики пальцев немного подрагивают, и я сжимаю кулаки, чтобы унять эту постыдную дрожь.
– Зачем?
– Сказала, что хочет, чтобы ты сдох в тюрьме, – изгибает губы в пираньей улыбке старый бандит.
Я долго пытался понять, что же такого могло произойти после моего ареста. Предполагал, что ей стало известно о моей связи с её сестрой, но неужели этого оказалось достаточно для смертельной обиды?
Как сейчас помню день оглашения обвинительного приговора. Она стояла бледная как моль, еле живая, с посиневшими губами, больше похожая на вестницу смерти, чем на человека. Я шёл по проходу уставившись в спину конвоира, но её взгляд заставил меня посмотреть в её сторону. Мне требовалось найти в её глазах хоть какое-то объяснение совершённому поступку, знак, способный ослабить горевшую в груди ненависть к ней. Но нет, никакой ошибки не было. Она сделала всё намеренно.
Пока лежал на нарах, пялясь в потолок, мой воспалённый от боли предательства мозг немного охлаждали лишь фантазии о новой встрече с ней. О том, что когда-нибудь я выйду из этого места и дочь мента обязательно пожалеет о содеянном, о том, как я сотру её жизнь в пыль и посыплю ей свои раны.
Когда Серёга меня спросил, нужно ли что-то с ней сделать, я дал ему понять, что если с её головы слетит хоть один волосок, то я всех и каждого, к этому причастного, порешу. Я мечтал насладиться местью лично, не собираясь ни с кем делиться.
Но сегодня мой годами выстраиваемый план начал разваливаться по кускам, после того как я увидел её рядом с мужем. Тлевшие в груди чувства, замешанные на злости и ненависти, пришедшие на место любви, разгорелись пуще прежнего, когда мой взгляд зафиксировал руку моего нового сотрудника на талии моей бывшей женщины. Думал, что смогу смаковать каждое мгновение того, как её жизнь рушится по чуть-чуть, но понял, что придётся менять правила игры по ходу дела.
Когда её маленький рот выдал верную догадку, я едва ли смог справиться с удивлением. Девочка действительно выросла и перестала быть наивной. Впрочем, а была ли?
– А сейчас ты тоже опьянена? – задаю вопрос в её дерзкий рот, борясь с отчаянным желанием вспомнить вкус её губ. Но поцелуй это уже что-то куда более личное, нежели просто секс. Раскатываешь по члену кондом и входишь в узкую, влажную от возбуждения щель, скользя будто в защитном скафандре в извивающемся под тобой теле. И никакого обмена физиологическими жидкостями за исключением пота и тех случаев, когда трахаешь безымянную тёлку в рот и сперма стекает куда-то в её глотку. А кончив, забываешь про эту, думая, что теперь очередь вкусить следующую.
Ульяна смотрит на меня с таким выражением, словно для ответа на этот вопрос у неё не хватает доверия не только для меня, но и для себя. Вожу подушечками пальцев по её коже, ощущая, как она дрожит, но от холода ли?
– Иди к чёрту, Скуратов.
Руки Ульяны вжимаются в мою рубашку, отталкивая от себя, но пока я не намерен её отпускать и идти в указанном направлении. С её подачи черти и так слишком долго составляли мне компанию, выжигая моё сердце на медленном огне. Меня не волнуют её желания, единственное, что сейчас заботит, – так это член в брюках, который ноет от притока крови с того самого момента, как ночью я избавлял её от одежды и не получил разрядки. Мне требовалось приложить какие-то совершенно нечеловеческие усилия, чтобы оторваться от неё, но трахать девушку в отключке удовольствия бы не принесло. Особенно её, уж если и соизволю поиметь эту особу, она запомнит каждое мгновение.
Я отнёс её в гостиницу, расположенную в той же башне Сити, где проводилось организованное моей компанией мероприятие, но на несколько этажей выше. Всё затевалось ради получения пары снимков, которые могли бы скомпрометировать её в глазах мужа, но, судя по всему, она справилась с этим почти без моей помощи. Вещество, подмешанное в её бокал, так услужливо предложенный официантом, должно было лишь немного усилить действие алкоголя, расслабив её как легкий транквилизатор, и, самое главное, не оставить после себя следов в крови.
А теперь она преподнесла ещё один подарок – стоит тут передо мной в чём мать родила и трётся сосками о ткань рубашки, стирая мою сдержанность в ничто. Я сжимаю её плечо с одеревеневшими мышцами, словно в намерении снять сковывающее её напряжение, слегка массируя. Её тело реагирует на мои прикосновения помимо воли, и она расслабляется в обществе человека, давно не желающего ей ничего хорошего. Получив нужный отклик, скольжу по влажной после душа коже вниз и сжимаю упругую грудь, идеально ложащуюся в мою ладонь. И клянусь всеми богами, я вижу, как её глаза затапливает возбуждение и карий взгляд мутнеет, теряя чёткость. Я мог бы сейчас усмехнуться над тем, что тело так подводит её, если бы не собственный член, разрывающий ширинку, реагирующий на эту женщину помимо воли. Пропускаю напряжённый сосок между пальцами и покручиваю, пока она не прикусывает нижнюю губу, едва ли не издавая стон.
