Пятизвездочный монастырь
В отличие от привычного нам проглатывания еды на ходу, монастырские трапезы всегда протекали неспешно и благопристойно, за несколькими любопытными исключениями, о которых я непременно расскажу. Когда вокруг происходит мало событий, способных привлечь ваше внимание, прием пищи приобретает особую важность, впрочем, как и другие самые обыкновенные события нашей жизни вроде чашки чая или горячего душа. Подобные вещи обычно, по монастырской традиции, называют «чувственными удовольствиями», и нам не рекомендовали слишком уж часто предаваться им. Их было предписано воспринимать не как роскошь и приятное времяпрепровождение, а как дополнительные занятия для воспитания осознанности. Думаю, мне не стоит лишний раз напоминать вам о том, что подобный образ жизни характерен исключительно для монастырей, и вам не следует опасаться, что для получения максимальной пользы от медитаций вы должны отказывать себе в простых житейских радостях.
В одном из западных монастырей, где мне довелось жить (да-да, том самом, с высокими стенами), отношение к пище было весьма своеобразным, впрочем, как и ко всему остальному. В первый же день, как только я прибыл в монастырь, меня попросили составить список любимых блюд и напитков. «Ничего себе! — подумал я. — Прямо пятизвездочный монастырь какой-то!» Кроме того, я должен был составить и второй список, включив в него блюда и напитки, которые мне не нравятся. «Как это мило с их стороны!» — вновь подумал я. В довершение всего в этом монастыре было три приема пищи, включая ужин. Мне показалось, что я попал в самый роскошный из буддистских монастырей. Легко же вам будет представить себе, как я был разочарован, когда получил на ужин несколько блюд из списка наименее предпочитаемых мною! Внимательнее приглядевшись к содержимому тарелок, я понял, что все, без исключения, лежавшее на них, входило в список нелюбимой мной пищи. Может быть, это ошибка? Возможно, они что-то перепутали? Я решил, что монастырские служители просто-напросто спутали два листочка.
Однако вскоре выяснилось, что никакой путаницы не было. Как оказалось, составление списков преследовало единственную цель — убедиться, что никому из нас не подадут пищу, от которой мы сможем получить удовольствие. Кроме того, они хотели дать нам возможность, как они выражались, «испытать опыт неприятных ощущений». Как будто этого было мало, в конце еды мне подали кофе. Если судить по моему опыту, люди, как правило, либо без памяти любят кофе, либо искренне ненавидят его. Я принадлежу ко второй категории. Запах у него, конечно, великолепный, однако я ненавижу его вкус и, главное, то чувство нервного возбуждения, которое охватывает меня после чашечки этого напитка. А теперь эти монахи предлагают мне полную кружку кофе всего за пару часов до отхода ко сну! Помимо отвратительного вкуса этот кофе наградил меня еще и бессонной ночью. Как я вскоре убедился, точно так же обстояли дела со всеми трапезами во время моего пребывания в монастыре. Думаю, теперь вам стало куда понятнее, почему через несколько месяцев такой жизни я принялся штурмовать стены. Была в этом, однако, и забавная сторона. Мне совсем не улыбалось раздуться до размеров кита благодаря трехразовому питанию, при этом сидя во время трапезы без движения и медитируя, и я внес шоколад, печенье и пирожные в список нелюбимых продуктов, полагая, что так обеспечу себе здоровое питание. Тогда я еще не знал, что именно этот список ляжет в основу моей диеты. Таким образом, в конце каждой вечерней трапезы мне приносили шоколадки и кексы — к дружному неудовольствию остальных монахов.
Хотя подобный подход может показаться чрезмерно суровым, до этого мне никогда не приходилось задумываться, почему мне нравятся одни продукты и не нравятся другие. Я всегда воспринимал это как данность. В итоге, к собственному удивлению, я распробовал многие продукты, которые мне не нравились раньше. Когда я преодолел первоначальное неприятие и собственное раздражение, я выяснил, что впечатления от той или иной пищи на практике оказывались совершенно иными, нежели я предполагал. И пища, мысли о которой были мне приятны, вполне возможно, была вовсе не так полезна для меня, а потому увлечение ею прошло. Утратив его, я начал всерьез задумываться о том, какие ощущения во мне вызывает эта «любимая» еда, и она вдруг показалась не слишком-то аппетитной, по крайней мере не в таких количествах, которые я мог бы съесть раньше.
Поэтому неудивительно, что «вдумчивую еду» нахваливают в качестве очередной чудо-диеты. Без сомнения, осознанность способна кардинальным образом изменить ваше отношение к еде, включая пищевые предпочтения, количество съедаемого и стиль питания. Однако с точки зрения осознанности несправедливо относиться к ней как к очередной сенсации для желающих сбросить вес. Я говорю об этом лишь потому, что распространено ошибочное мнение, что путь к счастью лежит через потерю лишних килограммов, а не через осознанное отношение к реальности. Похудание не позволит вам надолго почувствовать себя счастливым и не поможет упорядочить сознание. Следует заметить при этом, что, если вы разовьете в себе привычку к здоровому питанию, это пойдет вам исключительно на пользу, а если вы к тому же в результате сбросите несколько лишних килограммов, это будет и вовсе замечательно. Это будет еще одним условием более свободных отношений с миром, широты взглядов, что позволит вам реагировать на происходящее не импульсивно, а, напротив, продуманно.
Не многие из знакомых мне людей по-настоящему разумно относятся к питанию и не имеют проблем с едой. Большинство из тех, с кем мне приходилось общаться по этому поводу, признаются, что часто испытывают вину за то, что они едят, и понимают, какая огромная пропасть разделяет их нынешнюю диету и «правильное» питание. Для меня это тоже было серьезной проблемой. До того, как сделаться монахом, я был истинным фанатиком диеты. В то время я принимал участие в гимнастических соревнованиях, ежедневно ходил на тренировки в спортзал и был одержим идеей хорошей физической формы. Я планировал свои трапезы на неделю вперед, рассчитывая все до грамма, всякий раз скрупулезно взвешивая свои порции. Даже отправляясь в ресторан, я избегал любой еды, которая, по общепринятому мнению, способна доставить человеку удовольствие. Когда мне хотелось сладкого, я жестко подавлял подобное желание. Я был настолько зациклен на правильном питании, что, собираясь в ресторан, заранее звонил и заказывал какое-нибудь специальное блюдо (к примеру, омлет из яичных белков — не угодно ли?). Однако в подобном образе жизни было очень мало осознанности. Это была, безусловно, крайность, а крайности редко сообразуются со здоровым образом жизни, неважно, на каком конце шкалы они располагаются. Вот почему, попав в монастырь, я со временем понял, сколь сильной была моя эмоциональная привязанность к собственным привычкам в еде. Есть много историй, иллюстрирующих эту проблему. Одна из них, ярко описывающая наши эмоциональные отношения с пищей, — это история о мороженом.
История о мороженом
В бирманском монастыре каждый прием пищи был торжественным событием. Это был монастырь молчальников, где было весьма немного возможностей для общения. Помимо прочего прием пищи официально считался там занятием по медитации. Мы сидели на полу вокруг больших круглых столов, за каждым из которых располагалось обычно шесть монахов. Это был большой монастырь, в нем жили 80 монахов, поэтому столовая была большой. Жили в монастыре и монахини, но они оставались скрытыми от нас, и хотя ели они в той же самой столовой, их половина была отделена от нашей большими непроницаемыми деревянными панелями. Остальная часть трапезной была открытой, так что через окна мы могли любоваться монастырским садом. Это было очень приятное место.
