«Свои» и внутригрупповое либидо
Мы уже имели возможность убедиться, что у природы были веские основания воспитать в нас враждебность к чужакам. В тех условиях это был грубый, но действенный ориентир поведения, и то же самое можно сказать о противоположном когнитивном искажении – стереотипе Своего. Выживание видов homo, как и многих других на нашей планете, миллионы лет зависело от сотрудничества и взаимопомощи внутри группы. Мы должны были быть необъективно благодушными по отношению к своим детям, родственникам и затем соплеменникам, приуменьшая масштабы их возможной невыносимости или ограниченности.
Такая предвзятость в сторону симпатии цементировала сообщество, снимала внутреннюю напряжённость и повышала выживаемость. В силу пластичности человеческого сознания, Своим для нас может стать что угодно – не только родное дитя или товарищ по социалистической партии, но и домашний питомец и даже любимый фикус в горшке. Как только мы наклеиваем на некий объект ярлычок Свой, он тотчас окрашивается в розоватые тона различной интенсивности. «Своя рубашка ближе к телу», «в гостях хорошо, а дома лучше» – сотни пословиц и сентенций во всех языках отражают эту склонность нашей психики.
Иногда человеческий фаворитизм приобретает довольно жестокие обличия. Так, согласно исследованиям команды Ричарда Топольски, 46 % женщин предпочтут спасти от смерти свою собаку, а не иностранного туриста. Что показательно, количество тех, кто выбирает собаку, падает по мере того как вторая возможная жертва становится более Своей. Уже 26 % готовы пожертвовать незнакомцем, 16 % дальним родственником, 2 % бабушкой или дедушкой, 1 % братом или сестрой.
Нормативное отношение людей к Своим, к группе, если выражаться фрейдистским языком, определяется силами либидо – повышенным уровнем взаимной симпатии, любви и притяжения. Этот доминирующий принцип мы наблюдаем внутри любых общностей, среди людей одного этноса, нации, религии или субкультуры, будь то вегетарианцы или любители определенного вида спорта. Ни одна группа не лишена внутренних разладов и противоречий, индивидов, враждебно настроенных против отдельных ее членов; кроме того, в разные моменты времени степень ее гармоничности разнится. И все же несомненен тот факт, что члены всякой общности, если они видят себя ее частью, испытывают друг к другу повышенную симпатию, не мотивированную ничем иным, кроме как самим фактом включенности в данную общность.
Если человек навешивает ярлычок Свои не на небольшую группу родственников или свою собаку, а на крупное сообщество людей, то становление частью этой целостности, отождествление с ней дарит ему ощущение прироста силы, уверенности и защищенности. Личные масштабы индивида как будто разрастаются. Желая сохранить названное эйфорическое чувство, человек тяготеет к преданности группе, он подчиняется ее целям, ценностям и порядкам.
Следствием этого является полный или частичный отказ от свободы мысли, чувства и принятия решений. Он послушно и радостно следует туда, куда идет толпа, куда указывают лидеры группы и даже чувствует то же, что другие, уподобляясь органу группового тела, а не отдельному существу. Растворение личного начала оказывает приятное терапевтическое воздействие, снимает груз выбора, облегчает муку неуверенности, одиночество и напряжение, которое испытывает всякий человек, пробующий самостоятельно определить цели и маршруты своей жизни.
Сколь велик соблазн стать винтиком целого и сколь опасно это по воздействию на личность и общество хорошо иллюстрируется одним известным социально-психологическим экспериментом. Его провел учитель истории Рон Джонс в 1967 г., который попробовал смоделировать фашистскую организацию и объяснить детям казавшуюся многим загадочной популярность такой системы. Он объявил ученикам, что решил создать общественное движение под названием «Третья волна», и в первый же день принял на себя роль авторитарной фигуры.
Джонс начал наводить строгую дисциплину в классе и пестовать сплоченность. Ученики должны были вставать по стойке смирно для ответа на вопрос или чтобы его задать, начинать любое обращение с фразы «мистер Джонс», входить и выходить определенным образом. Он изобрел жест приветствия, похожий на нацистский салют: правая рука, сложенная в чашечку, касается левого плеча. Вне занятий члены «Третьей волны» должны были здороваться друг с другом именно так, с чем все покорно согласились.
Уже на третий день эксперимент начал выходить из-под контроля, когда Джонс разрешил принимать участникам движения новых членов из других классов. С утра численность возросла с 30 до 43, к концу дня она составляла уже 200 человек, каждый из которых выполнял общие правила группы и здоровался с остальными подобием нацистского салюта. Ученики не только хранили верность принципам группы и дисциплине, но и начали ревностно следить за ее нарушениями, докладывая об этом мистеру Джонсу. На пятый день он созвал общую сходку, на которой рассказал о реальном смысле происходящего и о ловушке, в которую они так легко угодили.
Опасности трайбализма
Когда человек включается в группу, то его индивидуальное начало деградирует прямо пропорционально той степени, в которой он лоялен ей и считает ее своей, и обратно пропорционально уровню личной сознательности. Это и произошло с участниками «Третьей волны», как и миллиардами людей до них. Они начали превращаться в замкнутую на себя систему Своих, одновременно и неизбежно противопоставляя себя миру Чужих. Их восприятие стало деформироваться, а объекты окружающего мира налились чёрно-белыми оттенками.
Такая структура реальности может быть названа трайбализмом, поскольку она дробит социальный ландшафт на множество враждующих друг с другом племен. Описанные здесь психологические механизмы действуют далеко не в одних лишь сделанных по фашистскому образцу организациях. Они ближе к нам, чем кажется, и проявляются каждодневно в большом и малом. Достаточно выйти на улицу или набраться мужества и посмотреть, о чем рассказывают масс-медиа.
Но можно и сузить масштабы, заглянуть в любую социальную сеть, где, стоит только случиться какой-то трагедии в мире или кому-то обронить неосторожную глупость, тысячи случайных людей слетаются пировать на костях. Они мгновенно формируют виртуальную общность объединенных горем или азартом травли и наслаждаются единением в общей эмоции, повышающей чувство их собственной значимости мазохистской причастностью к чему-то большему.
Одновременно эти люди с огромной радостью набрасываются на всех тех, кто посмеет отнестись к событию недостаточно почтительно или равнодушно – так заявляет о себе переплетение либидо и мортидо. Мы постоянно наблюдаем образование фальшивых общностей, единственная цель которых состоит в симулятивном самоутверждении через реализацию этих древних инстинктов. Мы постоянно видим, как они вместе с их более крупными сородичами разлагают индивидуальное начало людей и редуцируют их до орудий регрессивных частей собственной психики, внешних сил и авторитетов.
Ключевой нейробиологический механизм, который за это ответствен, един для всех млекопитающих – это гормон и нейропептид окситоцин. Окситоцин регулирует формирование и поддержание любых положительных социальных связей: между матерью и ребёнком, между половыми партнёрами, между членами группы, между друзьями. Как только мы начинаем считать некое существо или группу существ Своими, он подстёгивает искажения восприятия в сторону симпатии и привязанности. Одновременно с этим, что уже не должно нас удивлять, окситоцин повышает враждебность к Чужим, стимулирует внегрупповую агрессию и связанные со стереотипом Чужого искажения.
