— И много их здесь?
— Это не единственная тюрьма. Но в общей сложности у нас не те ресурсы, чтобы организовать поимку каждого, поэтому мы избрали метод поимки только самых жестоких и беспринципных убийц. Здесь их около двадцати, — буднично произнес Виктор Демьянович и чуть погодя добавил: — Но мы пришли сюда не ради них. Пойдем.
Сеня и Миронов прошли по коридору до еще одной металлической двери. МВД постучал. Через несколько мгновений ее открыл человек в черном рабочем костюме. Романову на секунду показалось, что он его откуда-то знает.
— Познакомься, это Кравченко Андрей Евгеньевич. Ты, наверное, его помнишь, хотя прошло много времени, — торжественно произнес Миронов.
— Да, — задумчиво промолвил Арсений, вглядываясь в лицо мужчины. — Вы… Вы же были главным подозреваемым по последнему делу Виктора Демьяновича.
— Именно, — строго произнес человек и нахмурил брови. — Пока я сидел в тюрьме, умерла моя дочь. Вернее, ее убили. — Его глаза покраснели, и он запнулся. Спустя мгновение мужчина взял себя в руки. Стиснув зубы так сильно, что желваки надулись, а скулы стали еще более выразительны, он продолжил: — Убили один из этих уродов и бездействие тех, кто следит за соблюдением законов. Мне надоело быть жертвой. Теперь я слежу за этим местом и помогаю Виктору Демьяновичу в этом нелегком деле так же, как он помог когда-то мне… По мере своих возможностей.
Арсений был шокирован — слишком много невероятной информации за такой короткий промежуток. Он отшатнулся, сделал несколько шагов в сторону и осмотрелся вокруг. Они оказались в большом зале, поделенном на маленькие звуконепроницаемые секции, в каждой из которых стояла клетка, также три на три метра. Все они были пусты, кроме одной. В дальнем окончании зала наполовину в тени располагалась одна такая камера, в которой ощущалось движение. Затем Арсений услышал цоканье трости по бетонному полу и сразу обо всем догадался.
— Посмотрите, кто к нам пожаловал, — раздался хриплый голос из клетки, он отражался от бетонного пола и раздавался эхом, которое гасилось о звуконепроницаемые стены секции.
Из тени к прутьям клетки вышел абсолютно седой человек с большой окладистой бородой. Его глаза отвыкли от света, поэтому за время заключения, казалось, сильно помутнели, но сейчас в них зажегся тот самый огонек азарта художника.
— Господин следователь, вы ли это? — все так же хрипло произнес голос. По всей видимости, он давно ни с кем не говорил. — А с вами тот патологоанатом… Артемий, кажется…
— Арсений, — выдавил из себя Романов. Он испытывал очень противоречивые чувства. С одной стороны, он был напуган тем, что сейчас увидел и узнал о Миронове, с другой стороны, перед ним стоял самый отъявленный негодяй из всех, которых теперь знал Сеня, самое дно человеческого существования, ничтожество, убийца, зверь, ставший палачом для сотен, тысяч невинных людей и наставником для таких же больных мерзавцев, как и он сам. Наверное, если бы не легкое замешательство, Арсений без зазрения совести покончил бы с ним раз и навсегда. Но кто знает… Если бы… Проклятое если бы! Правда, есть одно но — теперь этот убийца сидел под замком надолго… Навсегда.
— Это тот самый Нигредо?
— Да, — тихо промолвил МВД и медленно двинулся к решетке. Он подошел к ней максимально близко, насколько это было возможно, но так, чтобы до него невозможно было дотянуться даже тростью. Романов встал рядом.
— Как поживаете? — произнес убийца. — Сколько мы с вами не виделись? Около года, да? Или даже больше.
Миронов не отвечал, он продолжал буравить собеседника взглядом. Голос подал Арсений:
— Вы не жалеете?
— О чем? — Нигредо оторвал взгляд от следователя и резко повернулся к Сене, так что тот даже немного отпрянул.
— О своих поступках и о том, что все так печально закончилось.
— Нисколько. Поступки — часть моей природы, они непреложны. Может, даже и хорошо, что меня хоть кто-то остановил. Это, конечно, в теории. Если бы я сбежал, — он сделал небольшую, но очень многозначительную паузу, — я бы ничего не стал менять и продолжил бы свои творения. Что касается такого окончания, — голос его звучал по-прежнему хрипло, мужчина растягивал слова, словно смакуя каждое из них, — это была честная схватка, и я в ней проиграл. Война еще не выиграна, но победа в этой битве заслуженно принадлежит вашему другу. — Тут он улыбнулся, но как-то криво и пугающе, словно совсем разучился это делать. — А мое пребывание здесь — это отпуск. Я сплю, ем, читаю хорошие книги — что может быть лучше? Есть одна просьба, Виктор Демьянович: скажите вашему маленькому Паспарту
[2], — он кивнул в сторону Кравченко, — чтобы он хоть изредка со мной говорил. Тишина утомляет…
Далее повисло тягучее и томительное молчание. МВД пристально смотрел на Нигредо, Нигредо отвечал ему тем же. Спустя несколько секунд Миронов наконец произнес:
— От тебя все так же несет падалью, — после чего развернулся и пошел к выходу.
Арсений последовал за ним.
— Скажите, чтобы он говорил со мной! — вдогонку кричал Нигредо. — Скажите ему, чтобы он говорил со мной! Скажите, чтобы говорил…
Он повторял эти слова как заведенный. Их было слышно до тех пор, пока Миронов не запер последнюю дверь на их пути из подвала.
— Виктор Демьянович, я ничего не понимаю, — выпалил Сеня, снова перейдя на «вы», когда они вышли на улицу и направились к машине. — Как такое вообще возможно?
— А вот так.
— Вы собираетесь предать этих преступников суду?
— Их уже осудили.
— Как так? — Арсений был совершенно сбит с толку и остановился.
— Эти люди перед юридическим законом чисты, за их дела либо кто-то уже сидит, либо на все это безумство закрывают глаза. Их отыскали и судили мы.
— И долго они здесь пробудут? — тихо и стыдливо, как маленький ребенок, спросил Романов.
— Всегда. Пока не сдохнут. Мы их кормим, предоставляем все необходимое для влачения их жалкого существования — не более того. Есть питание, постель, туалет, душ раз в неделю. Если будет необходима медицинская помощь, ее окажут. Им разрешено читать. Все. Камеры заперты практически перманентно. Клетка господина Нигредо, или, как он любит называть себя, Художника, не имеет входа и выхода, она цельная и намертво приварена к полу. Отсюда нельзя сбежать даже при большом желании хотя бы только потому, что есть одно негласное правило: «Ни одна дверь не может быть открыта, пока не закрыта предыдущая».
Арсений молчал, уставившись в пол. Казалось, что он сейчас либо потеряет сознание от переизбытка чувств, либо просто расплачется.
— Я хочу, чтобы ты, Сеня, поверил в то, чем мы занимаемся, и чтобы твое детективное агентство стало частью организации TrickOrTreat, — смотря прямо в глаза Романову, произнес Виктор Демьянович.
