Собеседник придвинулся ближе к столу и облокотился на него. В его глазах мелькнул огонек испуга, но всего на долю секунды, после чего он взял себя в руки и холодно произнес:
— Что вы хотите этим сказать? Вы меня в чем-то обвиняете?
— Что вы?! — воскликнул МВД. — Об этом трубят все новостные редакции уже несколько дней. Неужели вы не слышали?
— Нет, — коротко выдохнул директор и снова откинулся на стуле. — Я не смотрю новости.
— Отчего же?
— Не верю в то, что там говорят.
— Поразительно… — Миронов подскочил с дивана и одним движением пересел на второй стул для гостей возле стола, поближе к собеседнику. Он резко переключился на новый способ ведения диалога — на мягкость и податливость в режиме «приятного собеседника». Арсений наблюдал за всем этим цирком с видом не до конца понимающего всю суть происходящего, но восхищенного своим кумиром юнца.
Виктор Демьянович продолжил:
— И правильно делаете, что не верите. Я тоже не верю во всю эту муру. И пусть меня называют либералом или еще каким нынче модным ругательным словом, но я остаюсь верен самому себе. Не хочу отнимать у вас много времени. К вам нет никаких претензий или обвинений, просто мы обходим все детские и подростковые учреждения в городе. Вот, наконец, и к вам заглянули. Расскажите, у вас кто-то пропадал за последние несколько месяцев… может, год?
— Конечно. — Собеседник несколько потеплел и успокоился после слов следователя. — Это же детский дом. К нам попадают после дома малютки, а также с улицы, дети, потерявшие родственников в пожарах, авариях и т. д. Многим из них здесь неуютно, непривычно. Я не хочу сказать, что у нас нет условий. Напротив. Не стоит придираться к словам. Если есть желание пройдитесь посмотрите. Мы стараемся создать благоприятные условия для каждого. Но поймите, это подростки. Они бегут. И бегут, прежде всего, от себя. Многие возвращаются. Но есть и те, кого мы теряем безвозвратно.
— И сколько таких беглецов в среднем за год?
— Я не могу сказать точную цифру, но не вернулось около десяти — двенадцати. Если хотите, я могу попросить сделать ксерокопии всей необходимой информации из архива и прислать вам. У нас, как правило, есть досье на каждого ребенка.
— Да, это было бы чудесно, — светло и так искренне улыбнулся Миронов, что тут даже Арсений потерял линию своего персонажа в игре «плохой-хороший следователь».
В следующее мгновение МВД достал из кармана фотографию мальчика из больницы и протянул ее директору:
— Вы знаете этого мальчика?
Егор Трифонович взял в руки снимок и начал внимательно его разглядывать.
— Вы знаете, у нас содержится около двухсот детей. Я не могу помнить всех. Но с высокой долей вероятности могу сказать, что такого мальчика у нас не было. Давайте я сейчас попрошу прислать к нам одну из наших нянечек? Она работает непосредственно с детьми, поэтому знает и помнит очень многих. — Он снял черную телефонную трубку, нажал кнопку и, даже не прикладывая к уху, громко произнес: — Аня, позовите ко мне Любовь Михайловну.
Спустя несколько минут в кабинет вошла Любовь Михайловна, пухленькая низенькая женщина с пугливым взглядом теленка, которого растили на убой, и очень нежным голосом. Одно слово, мама или нянюшка.
— Вы меня звали, Егор Трифонович?
— Да. Эти господа пришли к нам из уголовного розыска.
Любовь Михайловна охнула так, словно узнала новость о страшной трагедии.
— Не пугайтесь вы так, — дружелюбно произнес МВД. — Посмотрите на эту фотографию. Вы знаете этого мальчика?
— Нет, — после короткой паузы отчеканила она.
— Но вы же даже не взглянули. Не торопитесь.
— Да, извините. — Она поправила выбившуюся прядь волос и посмотрела на снимок несколько более внимательно. На секунду Миронову показалось, что на ее глаза наворачиваются слезы. — Что случилось с этим мальчиком?
— Он в больнице, но с ним все в порядке. Вы его узнаете?
— Я бы рада помочь, но нет, — произнесла женщина и повернулась к директору: — Что-то еще?
— Спасибо. Вы свободны.
Когда Любовь Михайловна вышла из кабинета, Егор Трифонович начал первым:
— Я пришлю вам все ксерокопии из архива. А вот это мой личный телефон. Можете звонить по нему в любое время, постараюсь помочь. — И он протянул Миронову свою визитку, на которой были указаны рабочие номера, а с другой стороны от руки записан личный мобильный телефон директора.
— Прогоняете нас, — улыбнулся Виктор Демьянович. — Шучу. Понимаю, работа прежде всего. Спасибо за помощь. Будем ждать от вас новостей.
МВД пропустил вперед смущенного Арсения, который за всю беседу не проронил ни слова и чувствовал себя в этом кабинете то ли вовсе не нужным, то ли каким-то сдерживающим буфером, а сам остановился на пороге и, сладко улыбнувшись, произнес:
— Чудесный кабинет.
Миронов и Сеня вышли на улицу. Если бы кто-то сейчас сфотографировал пейзаж, окружающий детский дом, то для распечатки фотографии вполне хватило бы черно-белого принтера — таким серым и унылым был этот день, только местами расположившиеся на земле островки снега добавляли сиротливой белизны в пейзаж.
— Вот ведь странно, — заметил Арсений, — вроде приятный человек, ничего дурного не скажешь, а после разговора аж руки с мылом хочется помыть.
МВД хмыкнул и добавил:
— Аналогично… Погляди! — Он взглядом указал в сторону мальчишки лет двенадцати, который стоял в стороне, несколько отвернувшись, и раскачивался, переступая с ноги на ногу. — Что думаешь?
— Как будто пытается привлечь наше внимание, — заключил Арсений, пристально присматриваясь.
— Кто-то очень хочет с нами поговорить. Я засек этого парня еще в здании, он шел за нами по коридору. Кстати, ты заметил, что, когда мы пришли, в коридорах почти никого не было, хотя, как говорит директор, у них тут около двухсот детей? — сказал Миронов и направился в сторону мальчика.
— Привет, тебя как зовут? — начал было Виктор Демьянович, но мальчик, метнув в его сторону испуганный взгляд, перебил следователя:
— Они не должны видеть, что я с вами говорил. Сегодня ночью, через два часа после отбоя, ждите у забора с правой стороны, если хотите что-то узнать… — И он побежал прочь ко входу в дом.
Ровно в полночь МВД и Арсений стояли у забора с правой стороны от детского дома и ждали. Их силуэты было непросто разглядеть в кромешной тьме зарослей деревьев, да это никому и не пришло бы в голову — пустые и темные глазницы окон детского дома сигнализировали о том, что все уже спят, а яркий «дневной» свет уличных фонарей освещал окружающую дом тишину.
Спустя некоторое время маленькая черная тень вылезла из окна на козырек входной двери детского дома, спрыгнула с него на землю и, пригнувшись, побежала на противоположную от дома сторону к забору. Потом она пропала в зарослях кустарника, а еще через минуту очутилась прямо возле следователя по правую руку.
