Миронов принес два букета цветов, которые без лишней торжественности просто положил возле надгробных плит, и присел на ограду так, чтобы фотографии родных людей смотрели на него, а он мог смотреть на них. МВД выбрал старые фотографии, поэтому мама с папой были молоды, улыбчивы и красивы со своими старомодными прическами и в одежде давно ушедшей эпохи. Они были такими, какими он их запомнил лучше всего, а вернее, хотел бы помнить…
Виктор Демьянович внешне был похож на мать с отцом, а вот характером и манерами пошел в деда — такой же серьезный, неразговорчивый, с изрядной долей иронии по отношению к себе и окружающему миру.
Отец был человеком с хорошим чувством юмора, любил пошутить и очень много смеялся. Он всегда учил сына все делать своими силами, повторяя снова и снова: «Не вышло в этот раз, попробуй еще…» Мать же была во многом полной противоположностью отцу. Но в чем они сошлись полностью, так это в желании лучшей жизни для своего сына, пусть даже они и не были идеальными родителями.
«Не вышло в этот раз, попробуй еще…» — сколько раздражения вызывала в детстве у МВД эта фраза. И сейчас не лучше! «А что, если и во второй, и в третий, и в пятый, и в десятый раз ничего не выходит?!» — с гневом думал про себя следователь. Но в ответ слышал только одну фразу, которая снова и снова как будто срывалась с губ отца, такого солнечного и бесконечно живого на этой фотографии: «Не вышло в этот раз, попробуй еще!»
А зачем пробовать? Во имя чего? Все боятся пустой жизни. И все говорят, нужно жить, а не существовать! Черт возьми, сколько громких фраз. А что значит «жить»? Где та система координат и ценностей, которую вы хотите применить по отношению к моей жизни, или предлагаете мне приложить к ней эту кальку самостоятельно? Из чего она складывается? Из Любви? Сострадания? Боли? Дружбы? Денег? Что из этого?
И вообще, как можно отличить пустую жизнь от насыщенной? «Вот посмотрите на себя. Ваша жизнь прошла впустую? — мысленно обращался к своим родителям Миронов. Ему было так обидно, что в трудную минуту даже поспорить не с кем. Раньше это был отец, а теперь только его фото… — В вашей жизни любовь была недостаточно терпкая, не такая сильная, как у соседа? Или что — было маловато дружбы? Не хватило на полноту, да? Я не хочу сейчас впадать в абсолютный нигилизм… — МВД невольно начал вспоминать напряженные разговоры, которые происходили между ним и его „предками“, когда начался переходный возраст. — Но что вы хотите, чтобы я, потакая всем вам, кто уже завершил первый оборот вокруг солнца, тоже накрепко связал свою жизнь с болью? А разве боль не есть пустота? Вы хотите, чтобы я прочно усвоил, что нужно приложить максимум усилий, чтобы моя жизнь не оказалась пустой. А если в итоге все ограничится пустотой — значит, маловато я старался? Нет уж, господа хорошие. Если ваши жизни пусты, то это только ваша вина и только ваше пустое мнение. Жизнь не может быть таковой. Можно разменять ее на пошлость, можно быть мелочным человеком, можно жить не думая, можно не стремиться к истине и пониманию, можно быть тупым человеком. И все перечисленное мне противно до глубины души. Но пустая жизнь, а уж тем более чужое мнение о пустоте проживаемой мною жизни… Нет уж, увольте, про такое я и слушать не хочу».
Миронов тяжело вздохнул. Ему стало даже как-то неловко. Диалог с усопшими родителями не клеился, как и разговор с самим собой. Казалось, что он только что поссорился то ли с портретами на могильных плитах, то ли со своим вторым «я». И то, и другое, по меньшей мере, странно. Не так-то просто вернуться на прежнюю колею, когда позади почти все разрушено, а обратного пути нет. Хотя, может, совсем и не нужно возвращаться в прежнее русло? Может, нужно найти новое? Идти вперед, помня о прошлом, но не оглядываясь на него. Может, просто что-то упущено, какая-то маленькая деталь, а от этого вся мозаика никак не собирается в нечто целое?.. Но что это за деталь?
Остаток дня прошел тускло и тягуче. Миронов был дома и просто лежал на заправленной кровати во всем домашнем, уставившись в слегка приоткрытое окно. Занавеска изредка покачивалась от ветра, как змея, готовая к хищному броску. Все в мире казалось Виктору Демьяновичу враждебным, но не сегодня и не в эту секунду. Занавеска — это просто ткань, а никакая не змея. До трех часов следующего дня все было тихо. Затишье… Как водится, перед бурей.
В кабинете Виталия Германовича царил педантичный порядок и тишина. Хозяин встретил своего гостя нейтральным молчаливым приветствием, гость постарался отвлечься от желания вредничать и поздоровался с коллегой с ноткой безразличия. Миронов сел у стола, ему было неприятно и неловко находиться здесь, но, чтобы не наговорить лишнего, он выбрал тактику молчания и ждал инициативы от хозяина положения.
— Кофе? — предложил коллега.
МВД отрицательно покачал головой и подумал: «Я уже попил один раз так кофейку, теперь полночи из головы вон…»
— Ну что ж… — продолжил Виталий Германович. — Я слышал, что вы подали заявление на увольнение?
— Да, — кратко бросил следователь.
— Хочу сказать, что это не освобождает вас от пристального внимания со стороны комитета и уж тем более от уголовного преследования.
— Ух ты, а я как раз пропустил этот урок в школе милиции.
— Не нужно ерничать, — мягко заметил коллега.
— Не нужно мне угрожать! — Миронова начинал бесить снисходительный тон, с которым летели угрозы в его адрес. — У вас что-то есть на меня?
— Пока нет.
— Значит, я могу идти! — с улыбкой произнес Виктор Демьянович, встал со стула и двинулся в сторону двери.
— Я с вами еще не закончил! — командным голосом отчеканил Виталий Германович.
— Зато я с вами закончил, — не оборачиваясь, шутливо заметил МВД.
— Стоять! — резко крикнул коллега, перейдя на хрип.
Миронов опешил от такой фамильярности и повернулся в сторону коллеги.
— Что вы себе позволяете? — вкрадчиво произнес он, хмуря брови.
— Это что вы себе позволяете?! — Виталий Германович в три шага преодолел расстояние между ним и следователем и встал вплотную к оппоненту, так что его лоб из-за маленького роста упирался в подбородок МВД. — Заявление на увольнение не дает вам права так со мной разговаривать до тех пор, пока оно не будет подписано начальством и вы не заберете личные вещи из своего кабинета. — А дальше произошло нечто из ряда вон: взгляд коллеги резко изменился на напряженную доброжелательность, он поднес указательный палец правой руки к губам и сделал знак Миронову молчать, как бы сигнализируя «мы не одни, нас слышат», затем вытащил из внутреннего кармана пиджака конверт и сам засунул его во внутренний карман пальто следователя. — Понятно вам?!
— Вполне доходчиво, — пробормотал Виктор Демьянович, который был поражен и не совсем понимал, что же такое только что произошло.
— Идите, — кратко бросил Виталий Германович, и Миронов, как школьник, покорно повернулся к двери и покинул кабинет.
МВД не стал доставать письмо ни в Следственном комитете, ни на улице, ни даже возле дома, он сделал это в прихожей, только когда входная дверь захлопнулась и была закрыта на все замки.
