К счастью для императора, султан аль-Камиль придерживался аналогичных взглядов. Альянс трех братьев-Айюбидов — аль-Камиля, аль-Муаззама в Сирии и аль-Ашрафа в Джезире — ненадолго пережил их триумфальную победу над Пятым крестовым походом. Аль-Муаззам всегда завидовал аль-Камилю и теперь справедливо подозревал, что аль-Камиль и аль-Ашраф планируют поделить между собой его земли. К востоку от Айюбидов достигла своего апогея великая хорезмская империя Джелал ад-Дина. Джелал ад-Дин отразил вторжение монголов и теперь правил на землях от Азербайджана до Инда, господствуя над багдадским халифом. Хотя присутствие монголов в его в тылу не позволяло ему слишком далеко углубляться на Запад, все же он представлял потенциальную угрозу для Айюбидов, и, когда аль-Муаззам, чтобы позлить своих братьев, призвал его на помощь, а в 1226 году признал его верховную власть, аль-Камиль по-настоящему испугался. Аль-Ашраф занял оборону и выдержал осаду у себя в столице Ахлат. Монголы в то время были заняты в Китае и не обратили бы внимания на призыв к ним, даже если бы в нем и был какой-то смысл. Так что осенью 1226 года аль-Камиль послал одного из своих самых доверенных эмиров Фахр ад-Дина аш-Шайха на Сицилию просить помощи у императора Фридриха. Фридрих посочувствовал, но ничего не обещал. Тогда он все еще обдумывал активное участие в крестовом походе. Но чтобы не заканчивать переговоры, он послал в Каир Томмазо, графа Ачерры, уже находившегося в Палестине, и епископа Палермо с дарами и посланием дружбы к султану. Аль-Камиль, как и во время Пятого похода, предложил вернуть Иерусалим христианам. К сожалению, город на тот момент принадлежал его брату аль-Муаззаму, и, когда епископ Палермо приехал в Дамаск заключить соглашение, аль-Муаззам гневно ответил ему, что он не миролюбец и пока еще владеет мечом. Тем временем Фахр ад-Дин снова побывал на Сицилии, где близко подружился с императором и даже был посвящен им в рыцари. Отъезд Фридриха на Восток, которого так горячо добивался папа, так же горячо поддерживал и султан.
Но еще до того как Фридрих тронулся в путь, ситуация изменилась. Аль-Муаззам умер 11 ноября 1227 года, оставив свои владения сыну ан-Насиру Дауду, юноше двадцати одного года. Так как новый правитель был слаб и неопытен, аль-Камиль сразу же приготовился аннексировать его владения. Он вторгся в Палестину и захватил Иерусалим и Наблус. Ан-Насир обратился к дяде аль-Ашрафу, который поспешил к нему на помощь и объявил, что пришел позаботиться о том, чтобы франки не воспользовались создавшейся ситуацией для захвата Палестины. Аль-Камиль громко заявлял то же самое, и это звучало правдоподобно, ибо Фридрих уже направлялся на Восток. В конце концов двое братьев встретились в Тель-эль-Аджуле возле Газы и решили поделить между собой земли племянника, при этом оба громко заявляли, что действуют бескорыстно, исключительно в интересах ислама. Ан-Насир стоял лагерем в Бейсане, где аль-Ашраф планировал его захватить. Но юноша услышал о заговоре и бежал в Дамаск. Армии его дядьев последовали за ним и осадили город в конце 1228 года.
В таких обстоятельствах аль-Камиль пожалел о приезде Фридриха. У него были все шансы заполучить Палестину для себя, так как хорезмийцы, по всей видимости, не собирались идти на помощь к ан-Насиру. Однако присутствие крестоносной армии в Акре означало, что он не мог сосредоточить все свои силы на осаде Дамаска. Фридриху нельзя было полностью доверять, и он мог вмешаться от имени ан-Насира. Когда Фридрих послал Томмазо Ачеррского и Балиана Сидонского к аль-Камилю сообщить о его приезде, аль-Камиль велел Фахр ад-Дину еще раз побывать у императора, чтобы вступить в переговоры и как можно дольше затягивать их, пока или Дамаск не падет, или Фридрих не уедет домой. Стороны торговались несколько месяцев в атмосфере взаимных попыток обмана и такого же взаимного восхищения. Ни император, ни султан не были фанатиками своей веры. Оба интересовались образом жизни другого. Оба не хотели пускаться в войну, если ее можно избежать, но каждый ради собственного престижа в глазах своих подданных вынужден был как можно тверже стоять на своем. У Фридриха истекало время, и его армия была недостаточно велика для масштабной кампании, но аль-Камиль, пока Дамаск еще не взят, опасался любого проявления силы и был готов пойти на уступки христианам, если это поможет ему добиться своих более важных целей, а именно воссоединения Айюбидского мира и господства в нем. Однако он не мог заходить слишком далеко в компромиссе. Когда Фридрих потребовал от него отдать всю Палестину, Фахр ад-Дин по указанию аль-Камиля сказал, что его господин не может позволить себе до такой степени оскорбить своих единоверцев мусульман.
В конце ноября 1228 года император попытался ускорить дело демонстрацией военной силы. Он собрал все войска, готовые последовать за ним, прошел по побережью до Яффы и принялся ее укреплять. В то же время ан-Насир, который находился в Дамаске в неплотной осаде, повел армию в Наблус, чтобы перерезать линии снабжения своего дяди. Но аль-Камиль не поддался на блеф. Он прервал переговоры под тем предлогом, что солдаты Фридриха разграбили мусульманские деревни, и возобновил их лишь тогда, когда Фридрих выплатил компенсацию жертвам.
В конце концов оказалось, что Фридрих лучше умеет торговаться. Когда наступил февраль, ан-Насир все еще сидел в Дамаске, а Джелал ад-Дин снова начал обращать свои взгляды из Хорезма на запад. Фридрих закончил укрепление Яффы и по совету Фахр ад-Дина опять послал Томмазо Ачеррского и Балиана Сидонского к аль-Камилю. 11 февраля они доставили окончательные условия султана. Фридрих на них согласился, и неделю спустя, 18-го числа, подписал мир вместе с представителями аль-Камиля Фахр ад-Дином и Салах ад-Дином из Арбелы. Свидетелями были Великий магистр Тевтонского ордена и епископы Эксетерский и Винчестерский. По договору к Иерусалимскому королевству отходил Иерусалим и Вифлеем с коридором, которые вел через Лидду к морю у Яффы, с Назаретом и Западной Галилеей, включая Монфор и Торон, а также оставшиеся мусульманские районы вокруг Сидона. Однако в самом Иерусалиме Храмовая гора с «Куполом скалы» и мечетью Аль-Акса останутся в руках мусульман, и мусульманам разрешалось свободно входить и отправлять свои религиозные обряды. Фридрих получал право восстановить стены Иерусалима, но эта уступка делалась ему лично. Все пленники с обеих сторон будут отпущены на волю. Мир продлится десять лет по христианскому календарю и десять лет и пять месяцев по мусульманскому. Но он не касался Антиохии и Триполи, принадлежавших Боэмунду.
Так, без единого удара, отлученный император отвоевал христианские святыни. И все-таки его договор вызвал такое немедленное и всеобщее неодобрение, какое редко встречалось в истории. Мусульманский мир пришел в ужас. Ан-Насир в Дамаске не без облегчения объявил государственный траур по измене исламу. Даже собственные имамы аль-Камиля бросали ему оскорбления в лицо, и его неуклюжий ответ, что он, дескать, уступил только разрушенные дома и церкви, а мусульманские святыни остались нетронуты и спасены для веры, служил плохим утешением; да и его слова о том, что в стратегическом смысле провинцией все еще владеют мусульмане, никому не казался достаточным оправданием. Христиане, с другой стороны, прекрасно осознавали картину с точки зрения стратегии. Самые непреклонные из них были недовольны тем, что христиане не отвоевали Иерусалим силой оружия, а сам факт, что нехристи сохранили свои святыни, вызывал у них отвращение. Все вспоминали переговоры во время Пятого похода, когда крестоносцы отвергли условия аль-Камиля, предлагавшего им всю Палестину, поскольку дальновидные воины указывали на то, что без Заиорданья Иерусалим нельзя будет удержать. Как же оборонять его теперь, когда с побережьем его соединяет только узкая полоска земли? Против ожидания Фридриха никто не обрадовался договору. Никто не предлагал снять отлучение с человека, который так послужил славе христианства. Патриарх Герольд выразил свое неудовольствие и сказал, что отлучит Святой город, если он примет императора. Тамплиеры пришли в бешенство из-за того, что Храм останется в руках мусульман, и заявили свой протест. Ни они, ни госпитальеры не желали иметь дела с врагом папы. Местные бароны, и без того уже возмущенные абсолютистскими стремлениями Фридриха, были встревожены непрактичностью новой границы, и еще сильнее возненавидели императора, когда тот заявил, что пойдет в Иерусалим и будет там короноваться. Ведь на самом деле он не был их королем, а только регентом и отцом короля.
