Доклад, присланный епископом Ольмюца Бруно, подошел к вопросу с другой стороны. Бруно тоже говорил о скандалах в церкви, но он был политиком. По его мнению, Европе нужен мир и общая реформа, но этого может добиться только сильный император. Он намекал, что на эту роль годится его господин, чешский король Отакар. Крестовые походы на Восток, утверждал он, бессмысленны и устарели. Поход следует направить против язычников на восточных границах империи. Рыцари Тевтонского ордена плохо выполняют эту работу по причине своей алчности и честолюбия, но если бы ее направил в верное русло какой-то подходящий монарх, она принесла бы финансовые и религиозные плоды.
Гийом из Триполи, доминиканец, живший в Акре, представил папе более конструктивный и не столь лично заинтересованный меморандум. Гийом не питал особых надежд на священную войну на Востоке, если бы ею руководили из Европы, но он находился под впечатлением от пророчеств о близком конце ислама и верил, что его уничтожат монголы. Пришло время миссионеров. Принадлежа к ордену проповедников, он верил в силу увещеваний. Он был убежден, что Восток можно завоевать не мечом, а словом. В этом его поддерживал и куда более великий мыслитель — Роджер Бэкон
[83].
Самый исчерпывающий отчет поступил от другого доминиканца, бывшего генерального магистра ордена Гумберта Романского. Его Opus Tripartitum, «Труд в трех частях», был написан в преддверии Вселенского собора, на котором предполагалось обсудить крестовый поход, греческую схизму и реформу церкви. Гумберт не верил в обращение мусульман, хотя обращение евреев считал божественно предначертанным, а восточных язычников — осуществимым. Он утверждал, что существует настоятельная необходимость в новом крестовом походе на Восток. Он говорил о пороках, которые не дают человеку отправиться в Святую землю: о лени, жадности и трусости. Он сокрушался о том, что они не покидают дома из любви к нему, о влиянии женщин, которые стараются привязать человека к дому. Но что хуже всего, мало кто уже верил теперь в обещанные крестоносцам духовные награды. Это неверие, о котором с печалью сообщает Гумберт, и в самом деле встречалось весьма часто. Оно было темой множества народных поэм, и многие трубадуры откровенно пели о том, что Богу крестовые походы больше ни к чему. Гумберт давал рекомендации о том, как побороть такие настроения и возбудить в народе новый энтузиазм, но от них было мало толку. Бессмысленно было и дальше списывать все на то, что унижения и неудачи полезны для души, как верил Людовик Святой. Слишком поздно было стараться убедить людей в том, что крестовый поход — наилучший способ искупить грехи. Отчасти могла бы помочь реформа церкви, за которую активно выступал Гумберт. Но в качестве практического руководства по изменению общественного настроя советы Гумберта стоили немногого. Вследствие этого и все его рекомендации по сбору крестового похода были преждевременными. Он предполагал составить целую программу молитв, постов и церковных ритуалов; как следует изучить историю; созвать комиссию из благочестивых и опытных советников; набрать регулярную армию крестоносцев. Что же касается финансов, то Гумберт намекал, что методы сбора денег, которых придерживалась курия, не пользовались особой популярностью. Он считал, что будет лучше с точки зрения морального и материального результата, если церковь продаст часть своих огромных сокровищ и декоративных излишеств. Но в этом должны участвовать и церковь, и государи.
Вооруженный этими многочисленными, но не слишком воодушевляющими советами, Григорий X созвал собор в Лионе. Его заседания открылись в мае 1274 года. Немало людей явилось с Востока во главе с Полем де Сеньи, епископом Триполи. Присутствовал и Гийом де Божё, недавно избранный Великим магистром тамплиеров. Но короли христианского мира проигнорировали отосланные им настоятельные приглашения. Не приехал и Филипп III, король Франции, и даже Эдуард I, на которого Григорий особенно рассчитывал, сослался на домашние заботы. Явился только Хайме I Арагонский, словоохотливый старик, чей первый восточный поход кончился ничем, но он с искренней удалью хотел отправиться на поиски новых приключений. Но вскоре разговоры ему наскучили, и он поспешил обратно в объятия любовницы — дамы Беренгарии. Делегаты византийского императора Михаила обещали добиться подчинения Константинопольской церкви Риму, ибо Михаил пришел в ужас от планов Карла Анжуйского. Но выполнить это обещание было невозможно, так как подданные императора не желали об этом и слышать. Несостоявшаяся церковная уния была единственным успехом собора. В реформе церкви он тоже не пришел ни к каким важным результатам, и, хотя все охотно разглагольствовали о крестовом походе, никто не выступил с конкретными предложениями о том, как его осуществить.
Но тем не менее Григорий упорствовал в стремлении заставить правителей Европы выполнить принятые собором богоугодные решения. В 1275 году Филипп III взял крест. Позднее в том же году Рудольф Габсбург последовал его примеру в обмен на обещание, что папа коронует его в Риме. Тем временем Григорий старался подготовить Святую землю для прибытия крестового похода. Он приказал восстановить крепости и прислать наемных солдат, больше и лучшего качества. Видимо, по личному опыту он заключил, что на правительство короля Гуго нечего надеяться. Поэтому он благосклонно выслушал притязания Марии Антиохийской и уговорил ее продать свои права Карлу Анжуйскому, от которого хотел, чтобы тот активнее интересовался делами Утремера не только ради благополучия самих Заморских земель, но и чтобы отвлечь Карла от византийских замыслов. Но все планы Григория окончились ничем. Когда он отдал Богу душу 10 января 1276 года, крестовый поход на Восток и не думал начинаться.
Король Гуго на Кипре смотрел на вещи более трезвым взглядом. Он не ждал и не желал никакого похода, но всего лишь хотел сохранить перемирие с Бейбарсом. Однако перемирие не слишком облегчило его положение. В 1273 году он потерял контроль над главным леном на материке — Бейрутом. Его сеньория после смерти Жана II Ибелина перешла к его старшей дочери Изабелле, вдовствующей королеве Кипра, которая осталась девой-вдовой в 1267 году. Ее девственность продержалась недолго. О ее свободных нравах, и в частности связи с Жюльеном Сидонским, пошла такая слава, что папе пришлось выпустить особую буллу, которая настоятельно увещала ее повторно выйти замуж. В 1272 году она отдала свою руку и сеньорию англичанину Хамо Лестранжу
[84], то есть Чужеземцу, по-видимому одному из спутников принца Эдуарда. Он не доверял королю Гуго и на смертном одре в следующем году отдал жену с ее леном на попечение Бейбарсу. Когда Гуго попробовал увезти вдову на Кипр, чтобы отдать ее за кандидата по своему выбору, султан сразу же привел ему заключенный с Хамо договор и потребовал вернуть даму. Высокий суд не поддержал короля. Ему пришлось возвратить Изабеллу в Бейрут, где для ее защиты поставили стражу из мамлюков. Лишь через много лет после смерти Бейбарса Гуго вновь получил контроль над леном. До своей смерти около 1282 года Изабелла еще дважды выходила замуж, после чего Бейрут перешел к ее сестре Эшиве, жене Онфруа де Монфора, который был верным другом короля.
