Следующую неудачу Гуго потерпел с графством Триполи. Боэмунд VI, последний князь Антиохийский, умер в 1275 году, оставив сына Боэмунда, которому было около четырнадцати лет, и еще более юную дочь Люсию. Король Гуго как ближайший взрослый наследник Антиохийского дома потребовал себе регентство Триполи. Но вдовствующая принцесса Сибилла Армянская сразу же приняла эту обязанность на себя, как того требовал от нее семейный обычай. Когда Гуго прибыл в Триполи, чтобы заявить свои права, оказалось, что юного Боэмунда VII уже отослали ко двору его дяди, короля Армении Левона III, и что от имени Сибиллы городом управляет Бартелеми, епископ Торстосский, принадлежавший, видимо, к известному антиохийскому семейству Мансель. Никто в Триполи не поддержал Гуго, ибо епископ Бартелеми в тот момент пользовался большой популярностью. Он был заклятым врагом епископа Триполи Поля де Сеньи, дяди Боэмунда VI по материнской линии, и всех римлян, которые переселились в графство по приглашению его и Люсьены. С одобрения местной знати Сибилла и Бартелеми казнили нескольких римлян, а остальных выслали. К сожалению, епископа Поля поддерживали тамплиеры, с магистром которых он свел знакомство на Лионском соборе. Когда Боэмунд VII прибыл из Армении в 1277 году, чтобы взять правительство на себя, он встал перед лицом непримиримой враждебности ордена.
Только на севере, в Латакии, Гуго пользовался некоторым авторитетом. Латакия — единственное, что оставалось от Антиохийского княжества, и Бейбарс считал, что ее не касаются договоры с Триполи и Акрой. Его армии окружили ее, и горожане напрямую обратились к королю Гуго. Он смог договориться о перемирии с султаном, который отозвал войска в обмен на ежегодную выплату дани в двадцать тысяч динаров и освобождение двадцати пленных мусульман.
Вскоре проблемы Гуго распространились и на Акру. Тамошняя коммуна всегда противилась его прямому правлению, а орден Храма, недовольный его примирением с Монфорами и выступавший против его прихода к власти, постепенно становился все враждебнее к нему. Госпитальеры, на чье расположение он мог бы рассчитывать, ослабели вследствие потери своего оплота в Краке. Из крупных замков у них оставался только Маркаб на горе, смотревшей на Баньяс. Уже в 1268 году Великий магистр Гуго де Ревель писал, что у ордена всего триста рыцарей в Утремере вместо десяти тысяч, как в старину. Но тамплиеры пока еще владели своей штаб-квартирой в Тортосе, а также Сидоном и огромной крепостью Атлитом, а их банковские связи со всем левантийским миром только упрочивали их могущество. Тома Берар, Великий магистр ордена с 1256 по 1273 год, когда-то был верен регентам Кипра, и, хотя Гуго вызывал у него неприязнь, он никогда не бросал ему открытого вызова. Но его преемник Гийом де Боже был человеком из другого теста. Он состоял в родстве с королевским домом Франции и был человеком гордым, честолюбивым и энергичным. Когда его избрали, он находился в Апулии, во владениях своего кузена Карла Анжуйского. Два года спустя он прибыл на Восток, твердо намеренный содействовать проектам Карла и потому с самого начала противостоявший королю Гуго.
В октябре 1276 года тамплиеры приобрели деревню под названием Ла-Фоконнери в нескольких милях южнее Акры у ее сеньора Тома де Сен-Бертена и намеренно не испросили на то согласия короля. Все жалобы Гуго остались без внимания. Разгневанный и орденами, и коммуной, и торговыми колониями, он твердо решил предоставить неблагодарное королевство его судьбе. Он внезапно собрал вещи и уехал в Тир, намереваясь плыть оттуда на Кипр. Акру он оставил, не назначив бальи. Тамплиеры и венецианцы, тесные союзники, возликовали из-за его отъезда. Но патриарх Томмазо ди Лентино, госпитальеры и тевтонские рыцари, а также коммуна и генуэзцы были ошеломлены и послали в Тир депутацию упросить его хотя бы назначить наместника. Сначала Гуго был слишком зол, чтобы их слушать, но в конце концов, вероятно по просьбе Жана де Монфора, назначил бальи Балиана Ибелина, сына Жана Арсуфского, и судей для королевских судов. Сразу же после этого, ночью, он отплыл на Кипр, ни с кем не попрощавшись. С Кипра он написал папе, оправдывая свои действия.
Перед Балианом встала трудная задача. На улицах Акры шли стычки между мусульманскими купцами из Вифлеема, которым покровительствовали тамплиеры, и несторианскими из Мосула, которых пригрели госпитальеры. Вражда снова обострилась между венецианцами и генуэзцами. Только при помощи патриарха и госпитальеров можно было хоть как-то править городом.
В 1277 году состоялась окончательная продажа прав Марии Антиохийской Карлу Анжуйскому. Карл тут же возложил на себя титул иерусалимского короля и послал Рожера ди Сан-Северино, графа Марсико, с вооруженным войском в Акру, назначив его своим бальи. Благодаря помощи тамплиеров и венецианцев Рожер смог высадиться в Акре, где показал верительные бумаги за подписью Карла, Марии и папы Иоанна XXI. Балиан Ибелин оказался в чрезвычайно затруднительном положении. Он не получал указаний от короля Гуго и знал, что тамплиеры и венецианцы готовы с оружием в руках выступить за Рожера, тогда как ни патриарх, ни госпитальеры, со своей стороны, не обещали ему вмешаться. Во избежание кровопролития он отдал цитадель анжуйцам. Рожер водрузил на ней знамя Карла и провозгласил его королем Иерусалима и Сицилии, а затем приказал баронам королевства присягнуть ему как королевскому бальи. Бароны колебались, но не столько из любви к Гуго, сколько из нежелания соглашаться с тем, что трон можно так просто передавать кому попало без решения Высокого суда. Ради сохранения хотя бы какой-то законности они послали делегатов на Кипр спросить, не освободит ли Гуго их от данной ему клятвы. Гуго промолчал. Наконец Рожер, который чувствовал себя уверенно, пригрозил конфисковать имения тех, кто не принесет ему присягу, но дал время еще раз обратиться к Гуго. Это тоже оказалось бесполезным, так что бароны покорились Рожеру. Вскоре после этого Боэмунд VII признал его законным бальи. Рожер назначил на главные посты королевства французов из приближенных Карла. Эд де Пуалешьен стал сенешалем, Ришар де Неблан — коннетаблем, а Жак Видаль — маршалом.
Эти перестановки сыграли на руку Бейбарсу. Он мог положиться на то, что порученцы Карла не будут ни разжигать новый крестовый поход, ни вести интриги с монголами. С этим чувством безопасности он был готов дать Утремеру еще несколько лет. А тем временем он получил возможность нанести удар по ильхану. Абага осознавал опасность и стремился заключить альянс с Западом. В 1273 году он отправил в Акру послание, адресованное Эдуарду Английскому, с вопросом, когда состоится его следующий крестовый поход. Его доставил в Европу доминиканец Давид, капеллан патриарха Томмазо ди Лентино. Эдуард послал Абаге сердечный ответ, в котором сожалел, что ни он, ни папа пока не решили, когда будет очередная экспедиция на Восток. На следующий год монгольские посланники явились на Лионский собор, и двое из них крестились по католическому обряду у кардинала Остии, будущего Иннокентия V. Однако они вновь получили от папы и его курии дружелюбные, но уклончивые ответы. Осенью 1276 года ильхан совершил еще одну попытку. Два грузина, братья Иоанн и Иаков Васели, высадились в Италии, чтобы побывать у папы, имея приказ отправиться дальше, к королям Франции и Англии. Они везли личное письмо от Абаги Эдуарду I, в котором тот извинялся за то, что в 1271 году не смог оказать более эффективной помощи. Ни один из этих дипломатических актов не принес никакого плода. Король Эдуард искренне надеялся отправиться в новый крестовый поход, но ни он, ни король Франции Филипп III пока не были к этому готовы. Папская курия находилась под зловещим влиянием Карла Анжуйского, который не любил монголов, потому что они были друзьями его врагов — византийцев и генуэзцев, и вся политика которого основывалась на договоренностях с Бейбарсом. Папы оптимистично надеялись принять монголов в лоно своей церкви, но не понимали, что обещанного воздаяния в раю ильхану было недостаточно. Даже просьбы Левона III, короля Армении, который одновременно был верным вассалом ильхана и находился в церковном общении с Римом, не могли подвигнуть папство к оказанию какой-то практической помощи.
