— Горничная, ну, или коридорная, я не знаю, как правильно, — поведала мне «сестра». — Она приходила пока ты дрых. — И уже с упрёком: — Петух твой, по ходу, всех перебудил. Она как раз из-за него и приходила. — Лерка не выдержала и засмеялась. — Наверное, подумала, что это ты себе будильник на четыре утра поставил. Вот и прибежала узнать, в котором часе завтрак барину подавать?
— И? — я чувствовал, что пропустил до хрена всего.
— Ты уже вовсю храпел, а я уже НЕТ! — Лерка сердилась.
— А она? — я сел на диван.
Лерка глядя на меня тоже села в кресло у окна. Плафон не зажегся. Похоже кроме «датчика движения» ещё и какой-нибудь «фотоэлемент» стоит.
— Она спросила про петуха, спросила, когда подавать завтрак, — Валери закинула ногу на ногу и продолжила. — Очень обрадовалась, что ещё не щас.
— А ты? — мне хотелось наверстать упущенное.
— А я, — Лерка опять сделала паузу. — А я попросила принести что-нибудь для утреннего туалета. Аннушка и принесла мыло и зубной порошок.
— А чё бритву не принесла? — недовольно поинтересовался я.
— Ну, я и без бритвы обошлась, — похоже, Лерке понравилась возможность поизмываться надо мной.
— А мне как? — недоумевал я.
— Тебе идёт, — продолжала издеваться она.
— Мне так не нравится, — ситуация мне решительно не устраивала.
— Что ж, братец, начинай привыкать!
— Кончай глумиться! Мне так неудобно! — Попробовал возмутиться я.
— Неудобно на потолке спать: одеяло спадает! — эта бестия просто лучится от счастья.
Да, нарезался я с этой курицей. Стоп. Кукарекает не курица, а петух! А, блин, точно! Лерка же так и сказала.
— Ну, а делать-то теперь чё? — решил я проигнорировать её колкость.
— Не спать на потолке!
— Лера!
— Не Лера! А Валерия Антуанетта младшая! — сказала, как рублем одарила.
— Лер, давай не надо это… — я пытался подобрать нужное слово, но не преуспел.
— ШТО не надо? — похоже, она глумится надо мной.
— Ну, Антуанетты там всякие, и особенно про младшую, — высказал я свое мнение.
— Это ещё почему? — с вызывом вопросила Валерия Антуанетта.
— Понимаешь, если ты — Валерия Антуанетта Константиновна младшая, то это означает, что была ещё и старшая, — перешел я на лекторский тон. — И вот что характерно, тоже Валерия Антуанетта и, опять-таки Константиновна.
— В смысле? — Похоже Лерка реально не отдупляет.
— В том, солнышко, смысле, что подобная формулировка вопроса предполагает, наличия в нашей семье ещё одной Валерии Антуанетты Константиновны. — Переводя дух, я не без удовольствия заметил некоторую растерянность «сестры». Успех нужно закреплять. — Это должна быть обязательно близкая родственница, тётя например.
Лерка задумалась. Хороший признак!
— А нашего отца как звали? — спросила она, наконец.
— А ты не помнишь? — настало моё время издеваться.
— Саня!!!
— Константин Родионович Малиновский, — сообщил я «сестре». — Хотя, может ещё какой-нибудь Ополинарий или Полуэкт … Средний!!! — Последнее слово я как бы выкрикнул, стараясь, обратить внимание на его нелепость.
— Почему Полуэкт? — удивилась Лерка. И сделала это как-то уж очень натурально.
— А разве я придумал Валерию-Антуанетту и Александэра-Семиона? — Вот теперь пускай Лерка сама выкручивается из глупой ситуации.
Молчание было мне ответом. Но я всё же решился на контрольный в голову.
— И вот если у «младшей», какое-никакое объяснение найдётся, то со старшим-то, что делать?
— А что тебе не нравится? — Блин, ну, опять она наезжает.
— А что это означает — «старший»? — Я постарался выглядеть преподавателем на экзамене.
— Ты чё не знаешь, что значит слово «старший»? — в её словах… да не только в словах во всём читалось какое-то, презрение что ли. Типа «Ты чё, ващпе?!»
— Что оно означает, я знаю, — сдержанное раздражение. — Я не понимаю, НА ХРЕНА ОНО!!!
— НЕ ОРИ!!!
Пауза. Я смотрю Лерке прямо в глаза. Похоже, она злится. Плевать.
— Короче, я в эти игры играть не буду! — Я откидываюсь на спинку дивана и, как Лерка, закидываю ногу на ногу.
Она сверлит меня взглядом. Но я не сдаюсь.
— Я — Александэр Константинович, ты — Валерия Константиновна. Всё, никаких старших-младших! — потом смягчаюсь и добавляю, но уже на полтона ниже: — Валерия Константиновна или, если уж очень хочешь, то Валерия Антуанетта, и лучше без отчества.
— Это почему?! — меня тоже глазами больше не испепеляют.
— Звучит очень коряво. Сама-то послушай! — И, придав голосу издевательскую интонацию, стараюсь, чтоб звучало понелепее: — Валерия Антуанетта Константиновна. Каково?!
Лерка задумывается, наверное пробует осмыслить.
— Правда, как-то не очень, — нехотя соглашается она. Но потом, воспряв духом выдает: — А вот «Валерия Антуанетта Константиновна младшая» — это звучит гордо! — и голову вскидывает, вот, мол, я какая.
— Слушай ты, Константиновна младшая… — тут меня прерывает осторожный стук в дверь.
— Прошу, — произносит Лерка эдак милостиво.
Входная дверь открылась, и в комнату вошли две девушки, одетые почти также, как Дарья. Каждая несла по подносу.
— Завтрак, ваша милость! — очень приветливо сказала первая, ставя свой поднос на стол.
— Спасибо, Аннушка! — и Лерка тоже — сама любезность.
Пока вторая девушка сервировала стол, та, которую Лерка назвала Аннушкой, достала из кармана передника расческу и протянула её моей «сестре».
— Вот, Ваша милость, Вы гребень просили, — сказала она и сделала легкий книксен.
— Ой, какой красивый! Аннушка, а где я смогу себе такой же купить?
С моего места расческа мне была невидна, но Леркины слова прозвучали так, как будто это и впрямь нечто шедевральное.
— Так на рынке же, Ваша милость! — как о чем-то само собой разумеющемся сообщила Аннушка, и тут же, повернувшись ко второй горничной полушёпотом: — Глашка, в умывальнике приберись.
Та послушно пошла в указанном направлении. Когда дверь за ней закрылась, Лерка обратилась к девушке:
— Аннушка! — сказала она вкрадчиво. — Мы с братом прибыли в ваш город вчера слишком поздно, и ничего тут не знаем. Не могла бы ты объяснить подоходчивей, как нам сейчас на рынок попасть. — И словно извиняясь: — Мы, видишь ли, уж очень налегке прибыли. Много чего подкупить понадобится.
— А вы непременно сейчас на рынок-то хотите? — похоже, что она хочет предложить нам что-то предварительно сделать.