— Что? — насторожилась напарница.
— Да нет… — махнул рукой я, показывая несостоятельность предположения.
— Говори уже! — настаивала она. — Сейчас любые версии надо рассматривать, даже самые нелепые.
Я немного замялся, собрался с мыслями. Вернее, попробовал собраться, потому что вышло не очень.
— Ну, я хотел сказать… — Начал я не шибко бодро. — А если мы скажем, что я лошадей боюсь?
Лерка опять разразилась бурей эмоций на лице, но вслух ругаться не стала.
— Нет, Саша, — стала терпеливо объяснять она. — Настоящий дворянин не имеет права бояться лошадей. Даже если он с этих лошадей постоянно падает.
— Ну, а если я упал с этой лошади и сломал себе что-нибудь? — не сдавался я, мысль мне очень импонировала. — Да, и теперь у меня лошадиная фобия!
Про фобию мне понравилось, и я был доволен сам собой. Но не долго.
Лерка сморщилась и замотала головой.
— Нет, Саша! Нельзя так! Дворянин — это по определению рыцарь, а значит, конный воин. Так что не может дворянин лошадей бояться! Хотя… — она замолчала, что-то обдумывая.
— Хотя что? — нетерпеливо спросил я.
— Да тоже не пойдёт!
— Нет! — возмутился я. — Ты же сама сказала, что идеи могут быть любыми, даже нелепыми. А вдруг твоя как раз очень даже лепая? Ты же ещё не знаешь.
— Да знаю, знаю! — проговорила она как бы даже уныло.
— Ну вот и рассказывай! — подбодрил я.
— Да не-е-е! — замахала руками Лерка.
— Давай-давай!
Она снова замялась.
— Лер, ты чего в самом деле? — мне пришлось повысить голос. — Сказала, что любые, значит любые! Давай-давай, рассказывай! — тут я вспомнил песню Любэ и начал изображать их: — А, ну, давай-давай, рассказывай! А, ну, давай-давай, рассказывай!
Лерка засмеялась и подпела:
— Гармошка семиструнная!
Я почувствовал какое-то несоответствие оригинальному тексту, но сразу-то и не въехал. А потом «заволновался»:
— Э! Э! Э! Какая гармошка?! Гитара! Разве гармошки бывают семиструнными?!
— Да это я так, — махнула рукой «певица». — Мысли разгоняю.
— Куда это ты их разгоняешь? — пошутил я. — Стой-стой-стой! Они нам сейчас пригодятся!
— Я их разгоняю не «куда», а до скорости света! — пошутила в ответ Лерка.
— Ага! — тут же развеселился я. — Разгоняет она! Тоже мне Стивин… — я забыл, как фамилия у этого физика, и чтобы подогнать свою память, начал щёлкать пальцами. — Ну, этот… не Спилберг, а другой…
— Сигал! — подсказала Лерка.
— Да какой Сигал?! — я не на шутку разнервничался вспоминая фамилию. — Кинг ещё скажи! Этот… ну, как его?… Гочкис, что ли? Ну, этот… в инвалидном кресле. Про чёрные дыры всё знал.
— Главный по дырочкам?
— Да, блин!!!
Лерка, похоже поняла про кого я хотел сказать, но фамилию, как и я не помнила, поэтому тоже задумалась.
— Стой! — вдруг вскрикнула она.
Я напрягся, и как в таких случаях писали в романах, весь обратился в слух. Или не в слух? В общем внимательно ждал продолжения.
— Инвалидная коляска! — заявила она, подняв указательный палец.
— Да-да, с моторчиком такая!
— Да нет! — отмахнулась Лерка. — Я про тебя!
Я опять напрягся.
— Ну, ты в детстве, когда учился ездить, — стала объяснять она. — Упал с лошади. И позвоночник сломал. Поэтому и не умеешь ездить! Ну, не научился.
— А потом? — что я мысль эту не совсем осознал.
Лерка зависла на пару минут.
— Да-а-а… протянула она разочарованно. — Не подходит.
— Почему не подходит? — не понял я.
— Если ты был таким инвалидом, то как ты тогда мог сегодня этого Емельяна завалить?
— Не Емельяна, — поправил я. — А Трофима, Емельян в Ульяновске…
— Вот! — ткнула в меня пальцем Лерка. — Ещё и Трофима! Ты сегодня своим рукомашеством и дрыгоножеством полгорода развлекал. Прям не дать не взять — инвалид-колясочник!
Мне ничего не оставалось, кроме как согласиться:
— Да-а-а… Лажа!
Мы в очередной раз погрузились в размышления. В голову, как на грех, ничего не лезло.
— Только знаешь, что, Лер? — подождал, когда она обратит на меня внимание, и продолжил: — Рукомашество и дрыгоножество — это не каратэ, а теннис!
В ответ я получил взгляд полный недоумения.
— Ну, вся эта фигня с ногодрыжеством, она же откуда пошла? — я задал вопрос и сам же на него и ответил: — Из книги «Понедельник начинается в субботу». Вот там и классифицируют теннис как «рукомашество и дрыгоножество». А про единоборства это уже потом придумали.
— Чё за книга такая? — наморщила лоб Лерка. — Никогда не слышала!
— Ну, как же?! — я готов был возмутиться такому незнанию классики. — Жили два брата, одного звали Борис, а другого Аркадий.
— Стругацкие что ли? — с сомнением спросила Лерка.
— Да! Вот они эту книгу и написали!
— Никогда не слышала, — снова повторила она.
— А фильм «Чародеи» тоже не смотрела? — я наполнялся разочарованием.
— Смотрела, конечно! — порадовала меня сокурсница. — Его же, считай, каждый новый год показывают. Прикольная кинушка!
— Да, — настало время лекторского тона. — Так вот это слабенькая попытка её экранизации. Фильм очень лёгонький, поверхностный. Мюзикол, короче. А книга… — я даже рукой махнул. — Не пересказать, в общем!
— Там, что, сюжет другой? — удивилась Лерка.
Я собрался с мыслями, как бы покороче объяснить. И выдал:
— Ну, там программист попадает в институт чародейства и волшебства. А в нём у них работают джины, домовые, ведьмы. Маги всякие. — Попробовал сконцентрироваться.
— Ага! Ты прав, — согласилась Лерка. — Не наш случай! Совсем не наш!
Ё маё!.. Ну, конечно, не наш! Мы ведь не программисты.
— Лер, — я попытался оправдаться. — Там же всё в сэсэсэре происходит. В шисятые годы. Или даже в семидесятые.
— Да! Точно не наш!
— Ну, Лер…
— Слышь, программист, — Лерке, вроде уже не до книги. — Ты на вопрос так и не ответил.
— Какой вопрос? — чё то я, походу, потерял линию рассуждений.
— Как ты, будучи инвалидом, на буцкал двум здоровенным мужикам, одному даже два раза, а на лошади ездить не научился?
Я приуныл. Ну, и призадумался тоже.
А, правда, как? Как я вообще смог бы драться, если у меня позвоночник сломан?
