— Да! — подтвердила мои слова Лерка. — Четвёртая стрелка, она нужна для того, чтобы часы зазвонили в нужное время. Выставляешь её… как часовую, на определённое время, и с точностью до десяти минут часы просигналят.
— Что они просигналят? — Агата, как же я про тебя забыл? Ну, не забыл, конечно, но…
Лерка тоже не рассчитывала на блондинок, поэтому готового ответа у неё не оказалось.
— Ну, так в разных моделях, разные мелодии.
Вот зачем она так сказала? Пришлось объяснять, что такое модели, что часы у нас и вправду могут мелодии воспроизводить, что мелодии тоже разные. Хорошо ещё на вопрос о «полёте шмеля» Лерка догадалась отрицательно ответить.
— Однако, господа, не желаете ли отужинать? — прервала наш научный диспут Татьяна.
Оглянувшись, я увидел в дверях какую-то незнакомую горничную. Ну, а что? Не вдвоём же тут Аннушка с Глашей работают.
— Господа! — воскликнул «сосед» Кирилла, тот который про шестнадцать часов говорил. Не помню, как зовут. — Ведь эта зала достаточно просторна. Не попросить ли нам накрыть ужин здесь? Чувствую, в Австралии ещё много интересного сыщется. А господа Малиновские поведали бы нам об этих разных диковинках.
И он посмотрел вокруг, ища поддержки, или хотя бы согласия. Барон только что рожу не скорчил. Должно быть Матвей, и без того не особо ему нравился, а тут ещё и с часами просто умыл, и сидеть с ним, купчишкой, за одним столом сыну благородного папы Карло не хотелось. Зато остальные закивали благосклонно. Парень обратился к Татьяне:
— Татьяна Андреевна, Вы распорядитесь?
— Сегодня никак не возможно, Дмитрий Евграфович, — ответила та. — Только завтра, если и остальные господа пожелают.
Вспомнил! Это же пушкарь, дед Архип, это он — Никодимович!
Блин! А зачем мне это сейчас-то?!
— А Вы нам ещё что-нибудь сыграете? — спросила Агата, ну конечно, кто же ещё.
Лерка посмотрела на меня, а в это время разные «просим» и «пожалуйста» перемежались с «не откажите». Ну, как тут откажешь?
— Что же сыграть-то такое? — как бы сама у себя спросила Лерка.
И тут я брякнул:
— А «Мурку» можешь?
Лерка посмотрела на меня долгим оценивающим взглядом и со словами «ты прям как папа» ударила по клавишам.
Глава 11
— А чё ты не пел? — спросила меня Лерка, когда дверь за горничной закрылась, и мы остались вдвоём в своём номере.
— В смысле? — не понял я сути предъявы.
— В карамысле! «Мурку» ему! — Лерка опять чем-то не довольна. — Просил «Мурку»?
— Ну?
— Баранки гну! Чё не пел-то, спрашиваю?
— На хрена?
— На хрена петь? — Лерка садится за сервированный стол.
— Да! — я тоже сажусь.
— А на хрена тебе «Мурка» была нужна? — и она, передразнивая меня, выдаёт: — А «Мурку» можешь?
— Лер, ну это же из этого… ну, кино-то про этого… — я пощёлкал пальцами припоминая.
— Глеб Жи-иглов и Володя Шара-апов… — пропела совершенно успокоившаяся Лерка. — Про него?
— Ну, да! — Как же я забыл-то. — Ну, вот! — обрадованно добавил я, полагая, что всё понятно.
— Ну-у? — Лерка ждала продолжения.
А какое, на хрен, продолжение, и так же всё понятно.
— Чё ну-то?
Повисла секундная пауза.
— Ты прям во фраке есть будешь? — невозмутимо осведомилась Лерка.
Я чертыхнулся, и, встав из-за стола, пошёл в свою комнату раздеваться. Повесив сюртук на спинку стула, вернулся. Лерка уже вовсю ужинала. Ну, это, конечно, громко сказано, но она всё-таки ела. Серебряной ложечкой она поддевала чёрную икру, и, закатив глаза, с предовольной рожицей смаковала такой доступный теперь деликатес. При этом она смешно так поигрывала бровями.
— Ты не сказала, почему я петь был должен. — Напомнил я, снова садясь за стол.
Лерка открыла глаза и, по-быстрому проглотив икру, спросила:
— Ты чё?
— Лер, ну, ты странная такая. Сначала наехала на меня, чё мол не пою, а теперь «ты чё?»
— Саш, ты «Мурку» просил? Я тебе сыграла. А зачем ты её просил, если петь не стал?
Я слегка обалдел.
— Лер, ну это же прикол такой: «А «Мурку» можешь?» — я не понимал, что ей не понятно.
— А в чём прикол? — на полном серьёзе спрашивает она.
Вот как ей объяснить? И кино-то, смотрю, лучше меня знает, и всё равно.
— Ну, когда кто-то берёт гитару… или ещё что-нибудь…
— Клавикорд, например, — посказывает «сестра».
— Чего?
— Саша, Сашенька, Сашу-уля-а-а! Инструмент, на котором я играла, называется клавикорд. Понял?
— Клавикорд? — я на всякий случай переспрашиваю.
— Да. И-и-и?…
Я недоумённо мотаю головой.
— Ты сказал: «когда кто-то берёт гитару…» — Лерка смотрит на меня и ждёт.
— А-а-а! — я понял, чего она ждёт. Торможу, день тяжёлый выдался. — Ну вот. Когда кто-нибудь берёт гитару. — Я набираю воздуха, а Лерка тем временем подсказывает:
— Или клавикорл.
— Или клавикорд, — соглашаюсь я. — Первое дело, подначить парня: «а мурку можешь?». Типа «Мурка» — это венец творения, вершина искусства. И если уж даже её сможет, то тогда точно — мастер!
— А-а-а-а… — с понтом поняла.
А, нет, не поняла:
— Ну, а чё петь-то не стал? Подначник.
Бли-и-ин!!! Даже ложку с икрой чуть не выронил. Да почему я петь-то должен? Так и спрашиваю.
— Ну, как же? — весело так вопрошает Лерка. — Если как в кино, то надо было петь! Промокашка спросил, а потом спел. Я думала, ты тоже споёшь. Затянешь так, — она сделала такой негритянский голос и запела: — Хав дуйду май мурка, хав дуйду май дарлинг! Хав дуйду май мурка энд гудбай!
Я малость оболдел. Я и по-русски почти не знаю, а тут, бах вам нате, такое!
— А ты чё, — спрашиваю, после мелкого шока. — На английском её знаешь что ли?
— Не всю. — На полном серьёзе отвечает эта. — Папа тоже приколист ещё тот. Заставил выучить. Ну, практически. И тоже так: «А мурку можешь?». Приходилось играть. А потом и петь. И непременно по-англиски.
— Так ты чё? Прикалывалась щас что ли, что не врубаешься? — я возмущён, сколько нервов вымотала, а сама… бли-и-ин…
— Нет, ну, ты такой интересный! Ты значит, надо мной прикололся, а я над тобой не моги? Так что ли? — и сразу ложку икры залудила.
С расстройства я тоже начал наворачивать. А ничё так. Ну, в смысле, икра ничего, пойдёт. Не очень понимаю, из-за чего все по ней так с ума сходят, вкусно, конечно, но не так чтобы ум отъесть можно было. Но вкусно.
