— А мы на ковре-самолёте! — говорит Лерка с каким-то вызовом.
Я от неожиданности хлопаю широко раскрытыми глазами. Даже не знаю, что и сказать. Ну, какой к чертям собачим ковёр-самолёт?! Откуда ему здесь взяться?! Это ж сказки натуральные! Ващще не реально! Так и говорю.
— Саша! А порталы — это реально? А бытовая магия? А просто магия — это, по-твоему, реально, Саша?! — Лерка прямо сама не своя. Но она права. — Сам подумай, как мы ещё в этот Урюпинск попасть могли?
— Через портал, — я чувствую, что нашел единственно верное решение.
— Сюда мы через портал и попали, — не сдается девушка. — Но из Вольного города. А в Вольный город как попали? — спрашивает и сама же отвечает. — Пешком. Из этой деревни… Ну, как эта Чувырловка называлась? А, ладно. А в Чувырловку как? С неба свалились? — и сама же: — Бли-и-и-ин!!! Да мы же туда и правда, с неба свалились!
— Точняк, Лерка!!! — я вскакиваю. Мне хочется прыгать, махать руками, ногами от радости, но я сдерживаюсь. — Бли-и-ин!!! — я счастлив, наконец-то всё разрешилось!
Нет, не всё! Я перестаю радоваться.
— Лера! Есть одна неувязочка! — произношу и жду реакции от подруги.
С неё тоже спадает эйфория, но она ещё пока не понимает.
— Какая неувязочка? — спрашивает Лерка, осторожно так спрашивает, как будто ждет какого-то подвоха.
— А ты помнишь, что в «Чувырловке» с неба мы свалились совершенно голые? — спросил я, потому что, на мой взгляд, это очень важный факт, и его как-то надо объяснить.
Лерка не отвечает. Просто смотрит на меня и молчит, только взгляд у неё непривычный, оценивающий такой взгляд. Словно, думает, отвечать мне или нет.
— Саня! Ты же неглупый парень, придумай сам что-нибудь. Я уже спать хочу.
Спать! Конечно же, спать! Да, Лерочка! Да, солнышко! Завтра я встану и всё-всё придумаю. А сейчас, спать!
Глава 2
Я сплю.
Мне снится Сталин. Он в своём маршальском мундире с орденами. Он герой Советского Союза. Даже дважды. Не знал.
Сталин стоит и смотрит на меня. В правой руке он держит свою знаменитую трубку. Но сейчас Отец народов не курит. Чаша трубки зажата у него в кулаке, а мундштук торчит между средним и указательным пальцем. Как будто Лучший друг физкультурников фигу показывает. Трубкой. От пристального взгляда Великого вождя мне становится неуютно.
Сталин показывает в мою сторону мундштуком-фигой и что-то говорит. Звука не слышно. Как в немом кино. Только титров нет.
Сталин опять что-то говорит, только говорит он не мне, а Ивану Грозному. Иоанн Васильевич стоит слева от Сталина. В руке у него длинный посох. Сам царь одет в длинные, до пола золочёные одежды, на голове Шапка Мономаха. Смотрит на меня. Смотрит левым глазом. Взгляд его полон праведного гнева. Всё как на картине Васнецова. Сталин что-то говорит ему. Грозный молча кивает. Мне уже жутковато.
Справа от Сталина из сумрака выступает высокая фигура. Это Пётр Первый. Он тоже смотрит на меня. Они все смотрят на меня молча. Внезапно Петр Первый отвешивает справой увесистого леща Николаю Второму. Тот, наверное, понимает, что заслужил, и как бы оправдываясь, показывает своему великому предку на что-то у меня за спиной.
Сталин тоже показывает туда своей трубкой и что-то говорит. Звука по-прежнему нет. Я оборачиваюсь. Там за большущим столом с двумя микрофонами сидит ВВП. Сталин о чем-то спрашивает Путина. С присущим ему спокойствием Российский президент начинает отвечать генералиссимусу. Все внимательно слушают. Даже я. Хотя мне, как раз ничего не слышно.
В конце рассказа Путин показывает рукой куда-то вправо от себя. Все смотрят туда. Там стоит растерянный Горбачев. Он пытается говорить, но Сталин быстро произносит какое-то слово. Из-за его спины сверка стёклами пенсне выходит Берия. Сталин отдает односложный приказ. Я не мог его слышать, но я его понял. Понял и Берия. Понял и достал револьвер. Тут же своё слово сказал Иван Грозный, тоже только одно. Бесцеремонно отодвинув плечом Лаврентия Палыча, плотно сбитый бородатый мужик двинулся к Горбачеву, на ходу вынимая саблю. Берия прицелился. Первый президент СССР в страхе закрылся руками.
Выстрел. Его я слышу, но только его. Я почему-то зажмуриваюсь. Не знаю, зачем это нужно во сне, но всё равно зажмуриваюсь.
Открываю глаза. Рядом с Горбачевым стоит Тухачевский, он удивленно смотрит на тёмное пятно, расплывающееся у него на груди. Колени его подгибаются, он медленно заваливается. И тут мир начинает ходить ходуном.
— Вставай уже!!! — мне орут прямо в ухо, и трясут за плечо.
Я открываю глаза.
Лерка, завернутая в одеяло, концы которого она прижимает левой рукой к груди, правой рукой так тормошит меня за плечо, что изображение реальности дробится на пиксели.
— Вставай, бэтман хренов! — орет она, а глаза просто огнём горят. — Иди, выключай свою долбаную кукушку!
— Чё?! В институт? — спросонья я не помню, как Лерка у меня оказалась.
— Да какой институт?! — щас у неё истерика будет.
Бли-и-ин! Так мы у неё что ли?! Родители пришли!.. Вот чёрт!!! Я вскакиваю. Куда??? В шкаф? В окно? Чё так рано?!
Как ни странно, во взгляде девушки нет и намека на панику, только злость и какое-то запредельное раздражение.
— Курица твоя прям с утра раскудахталась! Ни свет, ни рассвет! Она тут горланит, а ты дрыхнешь? Сволочь! — спич завершается пинком по кровати, за ним подгоняющий толчок в лопатку ничего не понимащему мне. И руководство к действию: — Иди уже!
— Родители где? — спрашиваю через плечо я, но всё равно иду, куда толкают.
— Нет у нас родителей! В Австралии остались. Сироты мы. — Злости в Лерке уже нет, а вот раздражения…
Я выхожу в коридор. Возможности остановиться мне не дают. Попытки замедлиться тоже пресекаются. Но говорить я пока ещё могу.
— В какой Австралии? — что она мелет? Блин. Каша в голове. Ничего не понимаю.
— В австралийской! — односложно отвечают мне.
Из-за двери доносится звонкое кукареканье. Это ещё что?
— Ты зачем петуха притащила? — ничего не понимаю.
Как спать хочется!
— Граф один знакомый подарил! Когда сватался!!! — чушь какую-то несёт.
Дверь открывается. А-а-а! Вот мы где! Я сразу всё вспомнил. На спинке стула у окна как на жердочке сидела курица и задорно кукарекала.
— Заткнись! — крикнул я на неё и обессиленно плюхнулся на диван.
Блин! Как спать хочется. Я заваливаюсь на бок, закидываю ноги и засыпаю. Тут же меня начинают тормошить снова. Ну, что за свинство! Открываю глаза.
— Лер, ну только лёг! — я обижен, потому что никакие курицы не кукарекают, и раздражен, потому что спать не дают.
